— Естественно, милашка, — шипит ему в ухо Вильгельм, и мотоцикл на мониторе закладывает особенно крутой вираж. — И как ты прекрасно помнишь, чем честнее и подробнее будут твои ответы, тем мягче и меньше мы будем в конце… играть.
Ментор вновь прокручивает креслом вокруг себя, и ледяной ветер отвешивает Коаргу еще одну колючую пощечину. Тот хрипло смеется.
— Венс… Не более чем платная компаньонка. Этой информацией я с тобой поделюсь легко и без сожаления. Она не жена мне и никогда ей не будет.
— Какова была ее функция в твоем бизнесе и твоей жизни?
Коарг рвет виртуальный руль вверх, и мотоцикл на мониторе перепрыгивает через невысокий шлагбаум в погоне за очередным страусом. Увы, птице пока что удается удерживать дистанцию между собой и охотницей.
— Балы и вечеринки — замечательный способ провернуть что угодно под носом у кого угодно так, чтобы этот «кто угодно» не заметил ровным счетом ничего подозрительного.
На второй перспективе моего зрения расстилается бал в незнакомом зале в форме пятиконечной звезды. В одном из лучей звезды оборудован уголок спиритизма: там из пустоты генерируется говорящая на разные голоса темнота. Экстатические гости задают темноте животрепещущие вопросы и получают сумасбродные ответы, которые на все лады пытаются расшифровать так, чтоб они оказались хоть как-то применимы к реальности. А помимо голоса в этих черных клубах прячутся невидимые снаружи разрушительные мощности, заказчики которых делают вид, что скромно попивают аперитив или самозабвенно отплясывают кадриль.
— Какова была ее выгода с этого?
— Статусная жизнь солидной светской дамы, которой нет нужды заботиться ни о своем добром имени, ни о своем кошельке. Она это, поверь мне, очень ценила после пятнадцати лет работы горничной при полуглухом садисте.
— Где она сейчас?
— Хрен ее знает. Выбирает себе новые платья и шали, вернется к вечеру. Ради нее магазины вынуждены продлять на час время работы, это стандартно.
Грудастая на мониторе ухватывает холеными ручищами жирного хромого гуся. Хрясь-хрясь-хрясь, ощипанная тушка отлетает в сторону, а в бюстгальтер отправляется новая перьевая прослойка. Счетчик очков в левой части экрана радостно ползет вверх.
— Говорили же, что она сбежала с очередным поклонником…
— Сбежала, — радостно хрюкает Коарг, — уже в который раз. А потом, как и во все остальные разы, этого горе-спонсора нашли, выражаясь дипломатично, не совсем живым.
— И, конечно, с уничтоженными архивами и пропавшими ценностями?
— Зачем ты меня расспрашиваешь, если и сам все прекрасно знаешь? — Коарг пытается лаконично пожать плечами, но наручники не позволяют ему шевелиться с такой амплитудой.
— Кто были ваши основные покупатели? — глаза Вильгельма разгораются все ярче. Они уже не просто хамелеонят под рубашку, но затмевают ее, как полуденное солнце затмевает карманный фонарик с наполовину севшей батарейкой.
— На кого ты сейчас работаешь, цепной? Это не повлияет на мой ответ, но мне просто интересно.
Не пытается ли Коарг тянуть время? Не ждет ли, что откуда ни возьмись прибудет помощь? Я, со своей стороны, прилежно обшариваю радарами все слои пространства вокруг комнаты — но не замечаю никаких признаков того, что в допрос может вмешаться кто-то посторонний.
— Давно уже исключительно на самого себя, красоточка, давно уже.
— О, так ты у нас совсем идейный… Без принуждения брызжешься индикатором… Молодец, молодец. Мало кто бы решился на такой подвиг не из-под палки.
Под воздействием средства ментром покрывается мелким золотистым потом, черты его лица заостряются, в волосах промелькивают бешеные искры. Полагаю, это только начало, а дальше будет еще интенсивнее.
— Наши клиенты — это более-менее все, кто любит силу и власть, — просто и без выражения отвечает Коарг на поставленный вопрос. — Я не знаю, насколько ты в курсе одной простой истины: кризис — это возможность. Большой кризис — это большие возможности. То, что перепуганные идиоты называют «эпохой техногенных катастроф на Большой Земле», на самом деле называется «переделом сфер влияния на планете». Пока глупые и слабые в панике, умные и сильные подчиняют их своей воле. Так было, есть и будет — и ты заметил бы это гораздо раньше, если бы не отсиживался всю жизнь, как червяк, в подземных норах.