Выбрать главу

— Можешь даже отпустить меня. Ты ведь знаешь, я безвредный. Я не подниму на тебя руку и не позову никого на помощь, тем более что звать некого — момент ты расчитал правильно, в доме нахожусь только я один.

— Знаю, — шелестит ментор. — Но разговаривать с униженными и беспомощными мне нравится намного больше, чем со свободными и шебутными.

Он снимает с Коарга наручники и толкает его кресло к стене. Коарг врезается в стену коленями и громко ругается — а кресло само по себе разворачивает его лицом к Вильгельму и пристегивает руки к подлокотникам невидимыми цепями. Игрой теперь заняться не получиться, мотоцикл встает на принудительную автоматическую паузу.

— Какую роль в вашем бизнесе играл отец Арчи?

— Повтори вопрос по-другому, и я отвечу: «Какую роль в вашем бизнесе играл убитый мной отец Арчи?». Ах! Черт!

Вильгельм едва шевелит кистями рук — и в Коарга врезаются два удара невидимыми боксерскими перчатками.

Что ж, вот и оправдались мои худшие сомнения. Раньше мне претила мысль о том, что мой наставник мог быть участником заговора, в котором ему пришлось расстрелять своих же бывших коллег. Версию того, что Вильгельм мог пустить пулю в сердцу отцу Арчи, я старалась вообще не подпускать близко к своему сознанию. Но наихудшие сценарии имеют обыкновение реализоваться в жизни с гораздо большей готовностью, нежели сценарии позитивные. Представляю, как радовалась и потирала свои невидимые, условно-символические руки Та Сторона, когда прописывала сценарий встречи Арчи и Вильгельма.

Я, если честно, не думаю, что Арчи не почуял в менторе ту инфернальную роль, которую тот сыграл для карнавалетской семьи. Своего убийцу, равно как и убийц близких и дорогих существ, люди склонны чуять интуитивно. Отношение к нему балансирует на грани неудержимого влечения и болезненного отторжения — что становится для потенциальной жертвы сильнейшим эмоциональным наркотиком.

— Убить тебя я действительно не могу, — бесцветно констатирует ментор, — и даже всерьез навредить не могу, но привилегия радовать тебя небольшими сюрпризами за мной сохранена.

— Отец Арчи, — шепчет Коарг, — в нашем бизнесе ровным счетом никакой роли не играл. Он занимался своими идеалистическим делами по конверсии оружия на гражданские нужды и энергетической конверсии. Складывалось такое ощущение, что он элементарно не ходил в школу и не понимал: полное искоренение темноты, даже если оно и было бы возможным, привело бы к кастрации этого мира, к его лишению одного из измерений. Это все равно что убрать из мира высоту, глубину или ширину.

— То есть он был для вас только удобной ширмой, так?

— Не только, — гордо вскидывает голову Коарг. — Он был тем, кто первым продемонстрировал нам возможности преображающих потенциалов. Без него мы не узнали бы, насколько легко сделать черное белым, а белое черным. Именно он открыл нам дорогу в большой бизнес — этот идеалист и борец за свет во всем свете!

Карнавалет грязно и жирно хохочет. Потные капли на лице Вильгельма крупнеют и сияют, как алмазы, рубашка местами прилипает к телу.

— Вот и что ты собираешься делать с той информацией, которую сегодня из меня вытянул? — ерничает карнавалет. — Куда ты ее приложишь, как ты на ней озолотишься? Никак, Вильгельм, никак. Это не ноу-хау, которое можно кому-то продать, это не рецепт, по которому можно что-то сварить… Ты просто послушал сплетни о продажной бабе и самые общие места об основах мироздания. А завтра у тебя будет похмелье после твоего дурацкого спрея. Поверь мне, даже если б ты им не поливался, я б тебе врать не стал — в этой банальщине нечего скрывать.

Миссии на Той Стороне похожи на музыкальные произведения. Это симфонии, где каждый инструмент должен начинать свою партию в точно отведенный для этого момент — не перебивая остальные голоса, но и не теряясь в их полнокровном потоке. Сейчас настает момент моего вступления.

Свет клином на Коарге не сошелся. Он вовсе не олицетворение мирового зла, он просто «один из» — винтик, благодаря которому работает система, ключик, послушно отпирающий нужный кому-то замок, молекула, входящая в состав огромного вредоносного вещества.

Но и я не бог, не стихия и не неостановимый энергетический поток. Я — небольшое частное проявление разумного насилия ради благих целей. Я кара, соразмерная со своей мишенью. Я возмездие, конгениальное провинившемуся.

А еще я ученица моего ментора и защитник Архипелага — последнего уголка на всей планете, где удалось сохранить жизнь физически и морально здоровую. И я выхожу из телепортационных ворот.