Байт на руках у Фаревда готов взорваться от гнева — нескончаемые поглаживания оружейника утомляют и раздражают его. Как же он рад пересесть обратно к Кикко!
Вильгельм и Эмма восхищенно кудахчут над револьвером, как дети над диковинной игрушкой.
Оружейник плюхается на трон, закидывает ноги в свеженачищенных ботинках на подлокотник и язвительно желает нам приятного подъема.
На поверхности земли ветер озверел еще больше. Он дает деревьям подзатыльники и швыряется по небу луной, как куском скользкого сыра в рассоле.
— Почему вы меня заранее не преду… не преду… — переволновавшись в роли заложника, Байт теперь заикается. — Преду…
— Почему не придушили? — галантно спрашивает Вильгельм, гордо вышагивающий по тропе с револьвером в руках. Менторская сухость и скованность сменились в нем на развязность опасного гуляки, для которого оружие не более чем игрушка, а живые существа — не более чем подвижные мишени в глобальном тире с весь мир размером.
— Нет! — взвизгивает кот, — почему не предупре… — и закашливается.
— Почему мы возвращаемся тем же путем? — вмешивается Арчи, чтоб снять напряжение момента, и кладет одну руку на шейку Байту, чтоб тому стало еще надежнее. — Не разумнее ли было бы вернуться на Эту Сторону прямо из дворца Фаревда, сразу после сделки? Ну или хотя бы сейчас?
— Зачем? — Вильгельм даже не смотрит на карнавалета и любуется глянцевым блеском ствола под обрывками лунного света. — Как же давно я так не гулял с хорошей пушкой в руке…
— И это единственная причина того, почему мы рискуем? — повышает голос Арчи. — Тебе вздумалось покрасоваться и повоображать себя еще большим героем, чем ты есть? А мы должны из-за этого подвергаться риску быть ограбленными? Вот будет здорово, если на нас нападут, и ты растратишь все шесть патронов зря, обороняясь от хулиганов и воришек!
Мне ни с того ни с сего кажется, что патронов в стволе вовсе не шесть, а куда больше. Только расходовать их можно максимум по шесть штук за определенную единицу времени. А потом… новые заряды сами материализуются один за другим, и ничем не будут отличаться от предыдущей обоймы. Но это только мое мнение и подозрение, а я вовсе не спец по револьверам — так что молча сохраняю эту мысль, как закладку в памяти, и не делюсь ей со спутниками.
Вильгельм заливисто хохочет — и захапистые ветви черных деревьев передают эхо его смеха по цепочке, от тропинки в глубь леса:
— Да, обладать такой игрушкой мечтали бы многие. Но все, кто об этом мечтают, и те десятки глаз, которые сейчас за нами втихаря следят — а за нами следят, поверьте — прекрасно понимают один деликатный нюанс. Если они попытаются помешать нашему движению или даже просто показаться на нашем пути, дать о себе знать, случайно чихнуть в радиусе нашего слуха — у них будут грандиозные проблемы с Фаревдом. Честное слово, грандиозные! Когда мастер заключает сделку, никто не вправе вмешиваться в ее исход под угрозой жесточайшей кары.
Я верю Вильгельму и не допускаю ни тени сомнения в правдивости его слов. В эту ветреную ночь в неспокойной Черной Зоне, уже на подходе к Расстрельной Поляне, ментор кажется непривычно оживленным и даже красивым. Я с аппетитом начинаю вбирать в себя его великолепную смелую энергетику — но Грабабайт все портит поистине животной бестактностью. Дождавшись, пока заикание отпустит, и набравшись не только смелости, но и некоторой наглости, кот во все горло обращается к Эмме:
— Возвращаясь к интригующей теме слухов… Это правда, что ты приняла решение превратиться из мужчины в женщину после того, как два года проработала у Фаревда?
Арчи закашлялся. Известие о том, что Эмма — не биологическая женщина, для него становится сюрпризом. Впрочем, вопрос Байта можно интерпретировать и так, что факт смены пола тоже ставится под сомнение и может оказаться слухом.
Эмма взмахивает головой, и ее масляно-черная коса рассекает воздух, делая в сторону Байта предупреждающий замах. Не удивлюсь, если сплетня про нее окажется правдой — главный оружейник Черной Зоны кого угодно заставит забыть о своей истинной природе и подчиниться его каверзной, изуверской воле…
Глава 14. Вес и объем пустоты
На следующий день Арчи наконец перебирается из того домика, где находился на положении стационарного больного, в соседний. Личных вещей у него практически нет, поэтому перевозить-переносить нечего. Но ему предстоит детально ознакомиться с распорядком дня (и ночи) на территории комплекса, узнать расположение и предназначение всех построек и начать давно откладываемое знакомство со всеми его обитателями.
Обитатели почти ничего не знают о новеньком и объяснимо горят любопытством. Они не раз видели бледного тоненького подростка в саду и не могли не заметить, сколько времени, сил и внимания уделяют ему вечно занятые менторы. В историю с неизвестной болезнью и доставкой безденежного пациента на спецкорабле с Большой Земли они поверят без проблем — особенно потому что раньше Ритрит действительно принимал таких больных, и тому есть свидетели.
Благодаря переселению Арчи сегодня все будут при делах и в небольшом ажиотаже. Так что пока мы с Эммой торопимся в склад, запрятанный в дальнем углу склада, нас никто не останавливает и не отвлекает.
— Когда он в таком настроении, — сообщает не слишком довольная ментор, почти срываясь на бег, — он мало к кому прислушивается и часто совершает необдуманные поступки.
Нда уж. Раньше я бы никогда не подумала, что Вильгельм и прилагательное "необдуманный" совместимы хотя бы на малейшую долю секунды. Но, вспоминая его удалую походку в лесу прошлой ночью, я готова согласиться с Эммой.
Дверь склада и открывается, и закрывается за нами совершенно бесшумно. Кикко сегодня не будет — он занят своими скаутскими изысканиями. Байт сопровождает Арчи и заодно следит за тем, чтоб он случайно не побрел по саду в сторону склада. А Вильгельм…
— Ты что! — вскрикивает Эмма, и в ее обычно прохладном голосе хрипят разозленные мужские нотки.
Вильгельм держит револьвер в руках и, прищурившись, целится в мишень, которая стоит прислоненной к стене на двух водруженных на стол коробках. В роли этой мишени выступает не что иное как мобильный телефон Арчи.
— Ну так мы ж договорились испробовать его сегодня, не так ли? — Вильгельм весь олицетворяет азарт, алчность и нетерпение.
Был ли он таким всегда до попадания в Ритрит? Или только когда работал на Фаревда? Или он становится таким только по исключительно важным случаям, касающимся применения оружия? Как же я мало знаю о своем ближайшем наставнике…