Однако к моменту появления на свет моих мамы и папы Вертикаль впервые столкнулась с серьезным вызовом: децентрализацией, в основе которой лежала технология. В отличие от всех других попыток и систем, отталкивавшихся от идеологии, технологическая децентрализация не навязывала пользователям никаких теорий или моральных ориентиров. Взамен этого она предлагала эффективные практические инструменты для решения конкретных задач. Криптовалютные платежи помогали избежать отмывания денег, блокчейн — гарантировать непредвзятость результатов выборов, смарт-контракты — осуществлять сделки без дополнительных гарантов и посредников. По мере распространения умной, беспристрастной и откровенно удобной децентрализации Вертикаль отмерла естественным образом. Что, как выяснилось, оказалось выгодно далеко не всем.
— Все ли техногенные катастрофы были рукотворными? Все ли они создавались намеренно, для подрыва принципов децентрализации и рассеивания паники?
— Цепной, ты так спрашиваешь, будто я один из самых высокопоставленных политиков планеты, — фыркает Коарг. — Я даже близко к тому уровню не стою. Черт их знает, что произошло спонтанно, а что создавалось намеренно. Я подключился уже на том этапе, когда результатами свершившегося пора было начинать пользоваться! — и он без зазрения совести облизывается.
— Приведи конкретные примеры того, для чего использовались те товары, что вы продавали.
Коарг лениво зевает и отвечает вопросом на вопрос:
— Тебе нравится, как я рассказываю? Не возникает желания загнать мне иголки под ногти, вырвать мне ноздрю или облить меня кислотой?
— Мне вполне все нравится, — соглашается Вильгельм и упирается потным подбородком в макушку собеседника. — И содержание твоих ответов, и твой соблазнительный голосок, и твои кошачьи интонации. Продолжай, душка. Дай мне примеры.
— Ох! Голова у тебя хоть и пустая, но тяжелая! — ворчит тот и продолжает: — Примеров, значит, тебе захотелось… Ну, во-первых, должен тебя предупредить: при заключении сделки мы никогда не спрашиваем партнеров о цели приобретения товара. Они взрослые самостоятельные люди, пусть сами решают. Но хочу заметить: мы никогда не продавали уничтожение и разрушение. Мы торгуем неизвестностью — вернее, властью, основанной на неизвестности. Представь, что ты тяжело болен. У тебя есть доступ к лекарству — но оно тебя исцелит либо убьет с вероятностью пятьдесят на пятьдесят. Если ты совсем обезумеешь от боли, слабости и отчаяния, ты, конечно, рискнешь сыграть в эту рулетку. Но если у тебя найдется возможность получить лекарство из рук человека, который гарантирует тебе на сто процентов исцеляющий эффект и никакого риска разрушения — разве ты этим не воспользуешься? Спрос на нашу продукцию обеспечен тем, что продукция, поступающая не из наших рук, чересчур ненадежна.
— Умно и тонко, — усмехается Вильгельм. — Действительно, разрушение в его первозданном виде настолько примитивно и наскучило…
Своими "наручниками" ментор сдавливает плечи Коарга так, что они хрустят. Карнавалет морщится. Грудастая наездница нарезает на своем мотоцикле бессмысленные круги — ловить страусов и одновременно вести разговор на серьезные темы почти невозможно.
— Я ведь прекрасно знаю, что ты не сможешь убить меня, — улыбается Коарг. — Я знаю, что при расставании с Фаревдом тебе под кожу был вшит чип, запрещающий тебе лишать жизни тех, на ком лежит печать партнера оружейника. Ну, помучаешь ты меня сейчас, ну, попугаешь — а потом отпустишь. А я о тебе доложу. И больше ты никогда в моей жизни не появишься под страхом возвращения в ад.
Вильгельм не реагирует.
— Можешь даже отпустить меня. Ты ведь знаешь, я безвредный. Я не подниму на тебя руку и не позову никого на помощь, тем более что звать некого — момент ты расчитал правильно, в доме нахожусь только я один.
— Знаю, — шелестит ментор. — Но разговаривать с униженными и беспомощными мне нравится намного больше, чем со свободными и шебутными.
Он снимает с Коарга наручники и толкает его кресло к стене. Коарг врезается в стену коленями и громко ругается — а кресло само по себе разворачивает его лицом к Вильгельму и пристегивает руки к подлокотникам невидимыми цепями. Игрой теперь заняться не получиться, мотоцикл встает на принудительную автоматическую паузу.
— Какую роль в вашем бизнесе играл отец Арчи?
— Повтори вопрос по-другому, и я отвечу: "Какую роль в вашем бизнесе играл убитый мной отец Арчи?". Ах! Черт!
Вильгельм едва шевелит кистями рук — и в Коарга врезаются два удара невидимыми боксерскими перчатками.
Что ж, вот и оправдались мои худшие сомнения. Раньше мне претила мысль о том, что мой наставник мог быть участником заговора, в котором ему пришлось расстрелять своих же бывших коллег. Версию того, что Вильгельм мог пустить пулю в сердцу отцу Арчи, я старалась вообще не подпускать близко к своему сознанию. Но наихудшие сценарии имеют обыкновение реализоваться в жизни с гораздо большей готовностью, нежели сценарии позитивные. Представляю, как радовалась и потирала свои невидимые, условно-символические руки Та Сторона, когда прописывала сценарий встречи Арчи и Вильгельма.
Я, если честно, не думаю, что Арчи не почуял в менторе ту инфернальную роль, которую тот сыграл для карнавалетской семьи. Своего убийцу, равно как и убийц близких и дорогих существ, люди склонны чуять интуитивно. Отношение к нему балансирует на грани неудержимого влечения и болезненного отторжения — что становится для потенциальной жертвы сильнейшим эмоциональным наркотиком.
— Убить тебя я действительно не могу, — бесцветно констатирует ментор, — и даже всерьез навредить не могу, но привилегия радовать тебя небольшими сюрпризами за мной сохранена.
— Отец Арчи, — шепчет Коарг, — в нашем бизнесе ровным счетом никакой роли не играл. Он занимался своими идеалистическим делами по конверсии оружия на гражданские нужды и энергетической конверсии. Складывалось такое ощущение, что он элементарно не ходил в школу и не понимал: полное искоренение темноты, даже если оно и было бы возможным, привело бы к кастрации этого мира, к его лишению одного из измерений. Это все равно что убрать из мира высоту, глубину или ширину.
— То есть он был для вас только удобной ширмой, так?
— Не только, — гордо вскидывает голову Коарг. — Он был тем, кто первым продемонстрировал нам возможности преображающих потенциалов. Без него мы не узнали бы, насколько легко сделать черное белым, а белое черным. Именно он открыл нам дорогу в большой бизнес — этот идеалист и борец за свет во всем свете!