Их носилки одновременно оказались у въезда в Саллюстиевы сады. После взаимных приветствий они отправились дальше пешком, оставив при себе несколько охранников.
Ливилла выглядела ослепительно в блеске драгоценностей, которые обильно украшали ее волосы, шею, тонкие руки. Камни искрились в лучах солнца, заставляя жмуриться прогуливающихся. Даже ее розовая стола была прошита золотыми нитями. Юния выглядела скромнее в сиреневой тунике с мелкими серебряными листиками и в жемчужном ожерелье. На точеные плечи она набросила зеленую муслиновую шаль, окутавшую ее прозрачным облачком.
Девушки непринужденно болтали, подсмеиваясь над прохожими, которые без конца оборачивались или по несколько раз проходили мимо, любуясь их красотой. У небольшого озера в кувшинках они кормили ручных лебедей, пока толпа зевак не заставила их удалиться в глубь цветущего сада, и там они присели на скамейку.
– От этих праздношатающихся нет покоя, – томно потягиваясь, произнесла нараспев Ливилла.
– Однако я чувствую, тебе льстит всеобщее поклонение, – усмехнулась Юния. – А почему Агриппинилла не присоединилась к нам?
– Признаться, ты здорово напугала ее. Ни одна матрона не осмеливалась еще возражать ей в подобном тоне. Она, верно, до сих пор злится. Но не бери в голову подобных пустяков. Лучше расскажи мне, как познакомились вы с братом? Ваша помолвка озадачила весь Рим. Никогда не думала, что Сапожок может быть настолько скрытным.
Юния медлила с ответом, посмотрелась в маленькое зеркальце, поправила непослушную прядь.
– Ума не приложу, с чего начать. Это долгая история, – в раздумье сказала она.
– А мы не торопимся. Не правда ли?
И Юния рассказала ей о приезде Германика в Александрию, о путешествии по Египту, о событиях в далекой Антиохии.
– Я не знала отца. – Ливиллу совсем не задела картина его гибели, которую описала ей Юния. – Я родилась в Риме после его смерти. Мои сестры помнят лишь его громкий голос и сильные руки, когда он играючи подкидывал их, маленьких, вверх. Они росли без него в Риме, а смерть его принесла одни лишь хлопоты и беспокойства. Тиберий обрушил свой гнев на нашу семью, – добавила она тише. – Моя мать была сослана, вначале пострадали близкие ей люди, затем Тиберий стал преследовать и ее. Старая бабка Антония рассказывала, как при последней встрече, обвинив Агриппину в разных проступках, в ответ на ее оправдания он, в гневе схватив палку, выбил ей глаз. Несчастная женщина! Она была виновата лишь в том, что в жилах ее текла кровь божественного Августа и что она была женой ненавистного Германика и матерью его детей. Затем казнили братьев Друза и Нерона, обвинив в измене. Ужасной была их преждевременная смерть. Выжили мы, девчонки, и маленький Гай, нас опекала сама Ливия, а Тиберий не смел ей ни в чем перечить.
К ним приблизились двое молодых людей в белоснежных тогах. Они церемонно раскланялись.
– Это – Виниций, мой муж, – томно произнесла Ливилла. – Познакомься и с Эмилием Лепидом. Мы называем его Ганимед.
– Прекрасная Ливилла сразу раскрыла мои тайны, – слащавым голосом сказал женоподобный юноша. Тонкие пальцы его искрились от обилия драгоценных камней. – А кто же твоя новая подруга? Впервые вижу в Риме подобную красоту.
– Юния Клавдилла, дочь Марка Юния Силана. Они в Риме несколько дней, но имя Юнии уже у всех на устах.
– Прими мои поздравления. – Скромный Виниций учтиво поцеловал ее руку. – Надеюсь, боги благословят твой брак с Гаем Цезарем.
Юния прищурила свои миндалевидные глаза: в словах Виниция она уловила легкую тень насмешки.
– Они благословили его много лет назад, когда мы были еще детьми.
Она хотела еще что-то добавить, но Ливилла прервала ее:
– Моя Юния только что поведала любопытную историю об их знакомстве в далекой Сирии. Оказывается, Юний Силан был другом моего отца.
Молодые люди присели рядом на дубовую резную скамью. Лепид тихо отдал какое-то приказание своему рабу, и тот удалился. Потекла ленивая беседа, изредка приправляемая колкими замечаниями Ливиллы. Юния молчала и слушала, впитывая как губка новые имена и подробности. Ее живо заинтересовал рассказ о том, что на Яремной улице сегодня ночью сгорело дотла пять домов, глава каменщиков Софрон принес жалобу претору на офицеров римского легиона. Но жалобу не приняли, потому что тому не удалось представить ясных доказательств. Юнии почудилась рука всемогущего Макрона.
Тем временем раб Лепида поднес два огромных букета лилий для девушек.
По этому случаю Ганимед, причудливо изгибаясь, продекламировал несколько поэтических цитат, подобрав меткие сравнения для синих глаз Ливиллы и белокурых волос Юнии. Польщенные, они радостно заулыбались, поднеся цветы к лицу. Этот жест подвигнул Виниция сочинить эпиграмму, в которой он удачно заметил, что белизна лилий блекнет в сравнении с нежной кожей красавиц.