Итак, повторю: существует определенное сходство между Пантеоном, некогда храмом «всех богов, то есть демонов», и его соперником — базиликой Святого Петра. Оба здания использовались для того, чтобы править, и оба прикрывались маской храмов. На протяжении столетий Рим ловко рассуждал о духовной чистоте, а потом отдавал эту чистоту в грязные лапы политиков. Однако мы не обманываемся и не без удовольствия следим за такими попытками. Если сомневаетесь, постарайтесь, чтобы вам не понравился Пантеон.
Глава четвертая
Ранняя церковь
Мавзолей Константины
Переход от язычества к христианству — точка, в которой античный мир прямо соприкасается с нами. Мы — наследники его умозаключений…
Робин Лейн-Фокс. Язычники и христиане
Новость, обрушившаяся с экранов итальянских телевизоров и первых полос некоторых газет в 1999 году, казалась сбывшимся сладостным сном редактора. В ней смешались физическое насилие, религия (само собой, католическая) и секс. До Рима дошло сообщение, что арестованные священники китайской Римской католической церкви подвергаются сексуальным издевательствам. В их тюремные камеры пустили проституток, и все, что там происходило, фиксировалось камерами наблюдения. Рассказ иллюстрировали коллажи из фотографий: восточные девушки, танцующие топлесс на высоких каблуках, и с трудом передвигающийся престарелый папа Иоанн Павел II (1978–2005), словно бы вышедший из камер несчастных священников.
Средства информации выдали еще одну историю — о старом священнике из Витербо. Это городок к северу от Рима. Во время одинокой прогулки по сельской местности старик заболел. Рассказывали, что неземная фигура в белом одеянии указала поисковой партии, облетавшей местность на вертолете, где искать священника. Старик пришел в себя в современной больнице, и собравшиеся вокруг него медики и журналисты услышали, как он пробормотал: «Un miracolo, vero!»[21] Узловатые пальцы перебирали четки.
Католическое христианство проходит сквозь сердце итальянской, особенно южной культуры. Хотя Рим и является столицей объединенной Италии, город принадлежит Югу — Меццоджорно. Но церкви Рим принадлежит еще сильнее. На протяжении столетий этот город был столицей другого государства, так называемого наследства Петра, вместе с прилегающими к нему территориями. Он управлялся папой, кардиналами и находился под защитой собственной армии. Бывали времена, когда Папская область растягивалась до Болоньи и охватывала Романью. Средневековые папы заявляли права на королевства Неаполя и Сицилии; оказывали поддержку Германии; разбирались с многочисленными герцогствами и другими регионами не без пользы для собственных семей.
Это наследие прямого и часто непримиримого правления церкви делает Рим одним из самых антиклерикальных городов. При этом он до сих пор остро сознает свою зависимость от жреческой традиции. Газетные новости, о которых я рассказал, взяты наобум. Я просто хотел проиллюстрировать непрекращающуюся увлеченность, почти страсть, смешанную с откровенным неуважением. Эта одержимость приправлена законом, запрещающим священникам жениться. Начало положил XI век, когда монах Гильдебранд, избранный папой Григорием VII (1073–1084), понял, что, навязав священникам безбрачие, ему легче контролировать своих подданных и дешевле их содержать. Упоминание о священниках и сексе в одном предложении всегда вызывало легкую оторопь, однако не являлось ничем, кроме местного клише.
Джоакино Белли, великий поэт XIX века, уловил отвращение римлянина к немужеподобным мужчинам, которым город должен был подчиняться, в то время как сами они нарушали клятвы. Используя аллитерацию, поэт выразил это при описании города — Papa, preti, principi, puttane, pulci, e poveri (папа, первосвященник, принцы, проститутки, блохи, попрошайки). Во времена правления Борджа, согласно римской переписи, число зарегистрированных шлюх оказалось непропорционально велико. Не меньше поражает невероятное количество монахов обоего пола. (Перепись 1676 года свидетельствует: 150 000 жителей, из них 12 000 монахов и монахинь и 1000 легальных проституток.) Сленг и афоризмы Рима давно сосредоточились на взаимоотношениях мирян с их религиозными правителями. Одна из моих любимых фраз касается дилеммы, когда не знаешь, нужно ли выбросить что-то поношенное или лучше заменить его чем-то новым — «Il Papa e morto; si scelt’un altro» («Папа мертв? Выберем другого!»).