Увидеть Рим целиком — об этом всегда мечтали, но мечта ускользала, как чаша Грааля. Представленный на плане фрагмент великого города (forma urbis) — некогда стоявший на Форуме храм Мира — демонстрирует гордость людей тем, что они осуществили. Уильям Тернер попытался поймать этот фантастический период, создав реконструкцию городского пейзажа. Его панорама воплощает взгляд из окон рафаэлевских лоджий Ватикана, она довольно анахронично включает в себя не только храм Мира, но и колоннаду Бернини, и площадь Святого Петра. Мне очень нравится литературная попытка Д. М. Тревельяна создать панораму Рима. Он сделал это во вступлении к своей книге «Защита Гарибальди и Римской республики». Портрет скорее художественный, чем исторический, в нем есть эпическая нотка:
Вот оно, под нами, сердце Европы — живая хроника движения к цивилизации. Глядя вниз, мы ощущаем присутствие всех столетий европейской истории, несколько мертвых цивилизаций, выставленных для торжественного прощания — одна подле другой; и посреди этих вековых памятников все еще толпится и трудится человечество. Несмотря на свой странный и трудный опыт, оно намерено жить — из древнего прошлого оно деловито ткет отдаленное будущее.
Огастес Хэйр, inglese italianato[1], достойный сын XIX века, был очень далек от традиционного представления о воплощении дьявола (diavolo incarnate), каковым считали всех англичан, проживавших в Италии. Хэйр пытался «показать» город во всех подробностях, однако без красноречивой риторики, из года в год совершая пешие прогулки по улицам Вечного города. Хотя такой способ увидеть Рим горячо одобряли впечатлительные дамы из благовоспитанного эмигрантского общества, в XVIII веке использовался и другой, не менее действенный подход: английский «милорд» нанимал открытый экипаж, который возил его без остановки по улицам. За день можно было осмотреть весь город.
Однажды я сопровождал приятельницу на Латеран, где расположены два из четырех самых больших римских собора — Санта-Мария Маджоре и Святого Иоанна. Я беспокоился, так как из дома мы вышли только в 11 часов, а потому могли не успеть на поздний ленч, тем паче что тот район я знал плохо. К моей радости мы вернулись домой к напиткам, до 12:45, то есть до ленча. Моя приятельница считала, что, посещая церковь, достаточно пройти по ней бодрым шагом, избрав кратчайший маршрут. Через день она так же успешно провела меня по галереям Ватикана, сосредоточив свое внимание на роскоши внутреннего убранства. Понятная концепция, если свой визит вы рассматриваете как возможность прогулки на разумное расстояние.
Увидеть что-то из всего или — все и ничего? Рим готов предоставить обе возможности. Вероятно, именно потому люди, приезжающие в Рим, планируют навестить его еще раз. Отсюда произошел и суеверный обычай посещать фонтан Треви в последний день пребывания в городе. Люди бросают в него монету в надежде на возвращение. Должно быть, это самое дешевое страхование жизни, поскольку оно не только магически обеспечивает возможность вернуться, разворачивая все дороги в сторону Рима, но и гарантирует долголетие. Если вы не из этого города, то возвращение в Рим будет продолжаться всю жизнь.
Доктор Арнольд из знаменитого колледжа Регби[2] понимал серьезность, с которой турист возвращается в Вечный город. В 1840 году он написал жене: «Снова это свидание с Римом, самым величавым и интересным и даже еще более интересным городом, чем я видел его в прошлый раз». Стремясь избежать непосильной задачи увидеть и описать город целиком, многие попытались выразить «вкус» Рима, сознавая, как трудно передать ощущения in toto[3]. В эксцентричной книге «Заметки. Из Лондона до Сицилии на “форде”» Дункан Фоллоуэлл, нарочито выпуская Рим из своего маршрута, в нескольких мудрых словах все же метко его характеризует:
И мы не едем в Рим. Я люблю Рим, да и как его не любить? Он слаще Парижа, свободнее Лондона, безопаснее Нью-Йорка, забавнее Мадрида, счастливее Берлина, чище Стамбула, человечнее Токио.
Но какой «вкус» самый лучший? Литературный, музыкальный, художественный? Быть может, нам следует придерживаться метафоры и смотреть на город с гастрономической точки зрения? Мне нравится еда в Риме, но не все туристы со мной согласятся. Тот же Фоллоуэлл: «Но это же диета! Все бары и рестораны одинаковы, потому что только итальянцы любят итальянскую еду». Возможно, он в чем-то прав, но делает ошибку в сторону занижения. Все итальянцы хотят есть родную еду. Поэтому лучшие римские рестораны являются продолжением семейного стола.
2
Профессор Томас Арнольд в течение 14 лет был директором колледжа Регби; он является автором известнейшей трехтомной «Истории Рима». —