В череде фильмов о Риме кинематографисты попытались поймать tinta[4], определяющий «цвет» места. О Риме нам рассказывают фильмы Феллини — «Сатирикон», «Рим», «Сладкая жизнь», голливудская «Клеопатра», а также удивительная серия библейских сюжетов. Фильм «Похитители велосипедов» более честный и трогательный, чем фильм Росселлини «Рим — открытый город». Мы видим пестрый мир, где люди готовы к любви и войне.
Рим стоит на границе Северной и Южной Италии, а потому неизбежно подвергается критике как со стороны Севера, так и Юга. Джузеппе Торнаторе показывает в своих фильмах Рим с современной сицилийской позиции. У него это место, где открытый дух южанина (meridionale) ломается или извращается. Романтизирующий Юг Висконти предпочитает виртуально игнорировать Рим и остается аутсайдером, туристом-космополитом с Севера, типичным миланцем (milanese).
В довольно странном и многословном описании Рима Кристофером Кининмонтом есть точные моменты, и вот один из них:
Рим — противоречивое место. Здесь настоящий южанин чувствует себя недокормленным. Диета средиземноморского южанина состоит из солнца и пищи, рождающейся из солнечного света, в то время как римляне довольствуются нежарким весенним солнцем. Но если неаполитанцы, сицилийцы и жители Калабрии чувствуют себя в Риме, как на холодном Севере, то итальянцам из северных районов, даже из Тосканы, кажется, что они оказались на примитивном, животном, медлительном и распутном Юге. Кто-нибудь подумает, что Рим представляет собой синтез всей Италии, однако вернее будет сказать, что это не совсем итальянский город.
К вышеприведенному высказыванию журналист Луиджи Бардзини добавляет биографический штрих. Он говорит, что, «возможно, только иностранец сумеет стать настоящим итальянцем». Бардзини имеет в виду публициста Курцио Малаперте, немца с итальянским именем и вкусом к реакционной итальянской политике. То же самое можно сказать о тех, кто в Италии, и в частности в Риме, обретает дом, который на родине почему-то обрести не удалось.
В попытке емкого определения римского духа то и дело натыкаешься на непостижимые крайности и в результате удаляешься от искомого «целого». Позвольте для примера указать на некоторые противоречия, из которых складывается город. Это живучие, выкристализовавшиеся за двадцать столетий классовые различия между плебеями и патрициями; постоянное противопоставление старого новому; спор язычника с христианином; клерикализм с укоренившимся в нем антиклерикализмом. И, наконец, горячая поддержка футбола (calcio) с выбором между «Ромой» и «Лацио» (хотя 10 апреля 1999 года о выборе не было речи: тогда «Лацио» вернулся домой после серии из шести побед. В следующий вторник в моем любимом ресторане главным чувством было сострадание. Антонио дель Орто, младший владелец этого заведения и фанат «Ромы», подавая диджестивы, утешал себя тем, что посетители скоро забудут об этом прискорбном событии. Новый сезон для «Ромы» оказался счастливее).
Так что перед всеми действительно встает выбор: какой Рим вы хотите увидеть? «Давайте не будем обращать внимание на развалины», — произнес один мой приятель-литератор после очень короткого посещения города. Его вкус тогда — да, судя по статьям, и сейчас — склонялся к барокко. Что ж, это — удобоваримое блюдо римского меню, поэтому я не без удовольствия присоединился к его «трапезе». Однако на протяжении столетий программа знакомства с городом выстраивалась в соответствии со вкусами других людей. Римская церковь определяла, какие святилища, какие святые и даже какие ворота излучают большую благодать. Примером подобного диктата в постмодернистском веке явилось специальное решение папы об открытии святых врат главных базилик по случаю наступления нового тысячелетия — il Gran Giubileo.
Путеводители как таковые не получили распространения до середины XVIII века, но отчеты о посещениях Рима влиятельными персонами всегда имелись в изобилии. Латинские писатели — от Горация до Ювенала — высмеивали столицу. Педантичный Плиний в письмах, отредактированных для публикации, ясно дает понять, что именно он, образец бюрократа II века, считает приличным поведением во время нахождения в городе. Сонеты Джузеппе Белли, написанные на транстеверинском наречии, и рассказы уроженцев города, таких как Альберто Моравиа, раскрывают «настоящий» Рим, и это придает «блюду» дополнительный вкус.