В конце XV столетия, когда в Рим приехали Гирландайо, Перуджино, Филиппино Липпи, в городе при производстве земляных работ на вершине Аппиева холма случайно обнаружили расписанные стены и своды некоторых комнат Золотого дома. Настенная роспись откопанных «гротов» — гротески — всегда привлекала путешественников, ее техника, цвет и композиция вдохновляли художников Ренессанса. Гирландайо, Пинтуриккьо и Рафаэль посещали гроты и оставили там свои автографы. Благодаря декору дворца Нерона возник гротескный стиль.
В станцах Пинтуриккьо мы видим прямое влияние этого стиля: он проявляется в нарядном оформлении панелей узорами с переплетающимися изображениями цветов, животных и фантастических существ — крылатых грифонов и сфинксов. Это — визитная карточка школы гротеска. Ленты позолоченной штукатурки, вычерченные на кессонных сводах (как во дворце Нерона), добавляют ватиканскому интерьеру еще большую утонченность. Лейтмотивом декоративного убранства является семейный герб Борджа — бык. Фрески посвящены античным сюжетам — похищение Европы, история Аписа и Исиды. Все это напоминает картины, обнаруженные в Золотом доме. Они имеют большое сходство с фресками в комнатах Ахилла на Скиросе и фресками Гектора и Андромахи на вилле Боргезе. Характерная особенность росписи Пинтуриккьо — изображение птиц и мелких животных — повторяет мотивы интерьеров Золотого дома. Пинтуриккьо возрождает художественную традицию полуторатысячелетней давности: он вновь использует выразительный язык художника, известного нам благодаря чудом сохранившимся работам и краткому упоминанию в «Естественной истории» Плиния Старшего. Согласно Плинию, имя художника Нерона — Фабулл. Человеком он был строгим и сдержанным, в то время как работы его отличались яркостью и живостью. Фабулл говорит с нами со своих фресок, выставленных в восстановленном Золотом доме. Пинтуриккьо был мастером динамического реализма, легко выстраивал композицию и заслужил в этом смысле прозвище, данное ему ревнивым Вазари, — «баловень судьбы».
Роспись Золотого дома развивает традиции четвертого помпейского стиля римской фрески. У работ, правда, есть один недостаток — несоразмерность пропорций масштабу помещений. По мнению Элизабет Сегал и Иды Шор-тино, писавших о фресках вновь открывшегося дворца, они «отличаются вниманием к мелким деталям, которые рассчитаны на рассматривание с близкого расстояния и теряются в большом зале. Вероятно, мастера, привыкшие декорировать небольшие помещения, просто использовали привычные декоративные схемы на масштабных поверхностях дома Нерона».
И снова Фортуна проявила благосклонность к Пинтуриккьо: размеры апартаментов Борджа прекрасно подходили для воплощения избранного художественного замысла. Как и Фабуллу, ему требовалось декорировать лишь верхнюю часть помещений. В Золотом доме стены были облицованы цветными мраморными плитами, а в апартаментах Александра VI нижнюю часть стен укрывали роскошные гобелены. В то время как потолки дворца Нерона местами поднимаются на высоту шестьдесят и девяносто футов, высота папских залов не превышает тридцати футов. Мелкие детали одежды персонажей Пинтуриккьо находятся прямо перед глазами и так тщательно выписаны, что к ним хочется прикоснуться.
Художественное сходство апартаментов Борджа и Золотого дома Нерона наглядно подтверждает мое предположение о внутренней связи между папой и императором. Мы вернемся к семье Борджа и посмотрим, как отнеслась к ней история. Острословы давно уловили сходство между Нероном и Александром и отразили его в пасквиле, с которого начинается эта глава. Сегал и Шортино высказываются по поводу сложившегося в истории негативного образа императора так: «Главными историческими источниками, рассказывающими о Нероне, являются: Тацит (55—120), Светоний (70–40) и Дион Кассий (155–235). Все они — прямо или косвенно — ссылаются на политическую оппозицию, и все, как один, враждебно настроены к императору».
То, что верно по отношению к императорам, которые в настоящее время то поднимаются, то опускаются в глазах общества, еще более верно в отношении пап. В фильме, подвергшем сомнению общепринятое представление о правлении Нерона, из телесериала Би-би-си «Злодеи» Брайан Уолден утверждает, что император первым из государственных деятелей применил политические рычаги, которые используют современные демократические лидеры. Нерон, по мнению Уолдена, словно зеркало, отражал настроение и чаяния населения. Если он был жесток, в том было виновато его время; если он безудержно любил излишества и предметы роскоши, то только потому, что в те времена потребление считалось критерием жизненного успеха. Родриго Борджа, Александр VI, успешно правил на папском престоле в конце XV — начале XVI века. Он искренно интересовался последними достижениями науки и искусства, так же, как до сих пор всеми почитаемые Николай V и Пий II (1458–1464). Он был защитником папского авторитета и ежедневно исполнял обязанности понтифика, как после него — строгий голландец Адриан VI (1522–1523), последний папа неитальянского происхождения до Кароля Войтылы. Он защищал Папскую область с помощью сына Чезаре не менее яростно, чем Юлий II (помните Рекса Харрисона в полном воинском облачении в фильме «Агония и экстаз»?). Он был таким же распутным и так же любил пристраивать на «теплые» места родственников и приятелей, как Павел III, который до сих пор занимает почетное место в истории. Борджа был сыном своего времени, со всеми присущими ему противоречиями внутри церкви и пороками светского общества. Проблемы этой эпохи породили резкую реакцию: проповеди Савонаролы и костры тщеславия; тезисы Мартина Лютера; Реформацию и долгие кровавые религиозные войны, которые за нею последовали. Аудиенции Александра VI раздражали, но не потому, что они открывали что-то в папе, а потому, что они открывали нечто в тебе.