Кроме вдовца Теккерея, приехавшего в Рим с двумя дочерьми, туда же в огромном экипаже прикатила семья Диккенса. На гиганта британской литературы совершенно не произвело впечатления то, что он увидел. Он сравнил город с Лондоном, отметил живописность Рима, однако раскритиковал за отсутствие современных удобств. Чуть позднее, в 1830-х годах, лорд Томас Бэбингтон Маколей (находившийся в далеких родственных связях как с заговорщиком против Елизаветы I, так и с владелицей знаменитой чайной) высказался от имени британских историков и критиков, возмущенных действиями итальянских чиновников на дорогах. К нему присоединился Уильям Хэзлитт, а третьим недовольным был Джон Рескин: римским красотам он предпочел Венецию. В этом отношении он стал исключением среди экспатриантов XIX века: английские путешественники всегда делали выбор между Флоренцией и Римом; а американцы — между Венецией и Флоренцией. Как мы уже отмечали, в Риме побывали Роберт Браунинг и Элизабет Баррет-Браунинг, частые посетители Уильяма Стори. Роберт склонял Стори к литературному труду, а хозяин, в свою очередь, нахваливал глиняные модели Браунинга. В то время как Феррара лучше всех помнит стихотворение Браунинга «Моя последняя герцогиня», Рим гордится монологом «Епископ заказывает себе гробницу в церкви Святой Пракседы». Хотя пьеса поставлена на Виминале, описанная усыпальница больше всего соответствует первой капелле Санта-Мария дель Пополо, находящейся в удобной близости от площади Испании и английского квартала. «Чайной Бэбингтон» тогда еще не было, зато в изобилии имелись другие источники чая.
Фактически «Чайная Бэбингтон» появилась в ответ на открытие рынка. Год 1893 был особенным у римского общества (точнее — «обществ»). Папский двор праздновал юбилей понтификата Льва XIII исключительно в стенах Ватикана, а Квиринал с его королевскими обитателями отмечал серебряную свадьбу короля Умберто (1841–1900) и королевы Маргариты (1851–1926). Примерно за 25 лет до описываемых событий (1870) город вошел в состав Объединенного итальянского королевства, и как же сильно он изменился за столь короткое время!
Всего пятьдесят лет назад реакционный папа Григорий XVI (1831–1846) быстро свел на нет постановления Венского конгресса. Поддерживаемый на протяжении всего своего правления силами австрийской армии, этот недалекий монах запретил строительство телеграфа и железной дороги в Папской области, назвав последнюю (неизвестно, был ли это сознательный каламбур) chemins d’enfers[47]. Несмотря на давление, даже со стороны политических сторонников, он отказался от ограниченного допуска в собрания, а тем более назначения светских людей на административные должности. Его Рим был грязным, темным и убогим, бедность крестьянства опустилась до средневекового уровня. Евреи жили в гетто и носили особую одежду. Удушающая политическая атмосфера, многочисленные секретные сети шпионов, повсюду двойные агенты — и в Риме, и за границей. Это был реальный мир Джузеппе Мадзини, политического ссыльного и идеолога Рисорджименто, а также выдуманный мир одного из персонажей Уилки Коллинза, графа Фоско, злого гения из романа «Женщина в белом» (1860).
Несгибаемый папа Григорий стал последним оборонительным рубежом системы, которая просто не могла сохраниться. Ему наследовал сравнительно молодой (для папы) человек, только что отметивший пятьдесят четвертый год со дня своего рождения. Джованни Мария Мастаи-Ферретти стал править как Пий IX. Он зарекомендовал себя либералом, поддерживал умеренные изменения в управлении Папской областью, проявил некоторое сочувствие идеям объединения Италии. Его избрание и провозглашение политической амнистии в столице приняли с энтузиазмом. Когда он в открытом экипаже проезжал по городу, его бурно приветствовали, детей подносили к нему для благословения. Но как быстро все меняется! В 1848 году Джордж Маколей Тревельян в своей книге «Защита Гарибальди и Римской республики» удостоил Пия лишь слабой похвалы: