Римлянка Кристина училась жить заново — широко и радостно, ощущая в себе неведомую ранее жажду прекрасной, романтической любви.
…Оставалось всего пять минут до конца перерыва, и эти пять минут под осенним ярким солнцем, среди иноязычной болтовни и щегольской суеты царственного города казались ей драгоценными мгновениями.
В поле зрения Кристи сиял подъезд «Карата». И прямо у него мягко затормозила шикарная открытая машина. За рулем черноволосая красотка в темных очках, рядом — элегантный спутник, придерживающий рукой разметанные ветром прямые русые волосы. Они перебросились короткими фразами, красотка, улыбаясь, подняла большие очки и потянулась к спутнику яркими губами, а тот, приняв, как печать, этот мимолетный поцелуй, быстро обнял девушку и выскочил из машины. «Чао, бамбина!» — «Чао, кара!». Автомобиль умчался, а мужчина, оказавшийся высоким, стройным и очаровательно-небрежным, проверил содержимое кейса и направился к подъезду. Нескольких секунд Кристине оказалось достаточно, чтобы оценить то, что уже десятилетие с удовольствием смаковали миллионы итальянок — Элмер Вествуд излучал покоряющее обаяние. Она не имела представления ни о профессии, ни об имени незнакомца. Но его романтический образ сработал как детонатор, провоцирующий взрыв — жажда любви, настоящей, пылкой, огромной любви вспыхнула в душе Кристины с неведомой силой.
«Любить и быть любимой» — это теоретическое положение, относящееся ранее к области красивых вымыслов, обрело реальный, непосредственно её касающийся смысл. Кристина поняла, почему манили её, как наивного дикаря, «игрушки» цивилизации — красота богатой жизни — они были лишь условием, декорациями к самому блаженному состоянию на свете — опьянению взаимной любви. Элмер, с его игривой беспечностью, бронзовым загаром, с русоволосой, живописной красотой казался воплощением Рима, его покоряющей солнечной праздничности.
Когда Кристина вновь увидела Элмера на показе коллекции бижутерии, то уже знала, кто именно задавал ей вопросы. Рядом маячил с камерой оператор. Огни софитов превращали разноцветные стразы фантастического украшения Кристины в каскады струящихся искр. Она ловила на себе завистливые взгляды коллег и заинтересованный Элмера, и чувствовала, что может взлететь от переполнявшего счастья. Но вместо этого растеряла итальянские слова и мямлила что-то несуразное о России и своей любви к Риму. Вряд ли он вообще запомнил её, этот самоуверенный телегерой.
Но особое ощущение везения несло Кристину на своей легкой волне, наделяя смелостью и уверенностью. Заметив Вествуда в кафе, она собралась с духом и попросила занять её в каких-нибудь съемках, дать хоть крошечный шанс получить другую работу, после того, как срок контракта с «Каратом» истечет. Впереди почти два месяца — огромное время! Только Кристина уже знала, чем дороже ценишь минуты, тем быстрее они проскальзывают мимо — как песчинки между пальцами.
Вествуд взял её координаты и приветливо улыбался, обещая вспомнить о ней! Кристи буквально летала на крыльях целую неделю, пока не сообразила, то права была Бэ-Бэ — Вествуд никогда не позвонит.
Бербера Пьюзо, новенькая, попавшая в «Карат» чуть позже Кристины, сразу же стала её подружкой. Девушек сблизила инородность среди компании фотомоделей фирмы. Правда, Бэ-Бэ была итальянкой, но что-то в её внешности вызывало враждебное отношение окружающих. Возможно, она держалась слишком высокомерно и не пыталась скрыть гипертрофированную самовлюбленность. Высокая, яркая брюнетка с избытком макияжа и несколько утрированной сексапильностью движений сразу обращала на себя внимание низким громким голосом, экзотичностью дорогих туалетов и украшений. Заметив обособленность Кристины, Бэ-Бэ подошла к ней сама:
— Новенькая?
— Да, я получила контракт в Москве.
— Русская? — Бербера смотрела прямо и жестко, как полицейский комиссар на допросе.
— Да, — пролепетала Кристина.
— И эти чертовки не упускают возможности подчеркнуть твою неполноценность: третий сорт, чужачка, дикарка, — развернувшись в сторону девушек, она сделала весьма вульгарный жест.
— Нет… Они меня не трогают. Только я, наверно, плохо говорю по-итальянски. И у меня тут совсем нет друзей, связей… — Кристину смущал взгляд смоляных, густо подведенных глаз.
— Связи появятся. Если не будешь прятаться в норку. Ты ведь, как я уже понимаю, не торопишься домой к мамочке? И жених не ждет в Москве?
— У меня нет жениха. У мамы своя жизнь. А я… Я просто влюбилась в Рим, — выпалила вдруг Кристина, не понимая, почему сразу разоткровенничалась с этой странноватой красоткой.