— Что здесь непонятного? Элмер сказал мне, что любит Риту и ни за что не оставит её.
Санта пожал плечами:
— Бывает… — Он замолчал, став вдруг серьезным и грустным. В темных глазах, смотрящих в огонь, плясали отблески пламени.
— Ты, наверно, устал? Мне лучше тоже пойти поспать. Где здесь спят неожиданные гости? — Кристина поняла, что разговор внезапно иссяк.
— Я заметил тебя сегодня ночью, выскальзывающей из подъезда виллы. Вдруг сказал Санта. — Подумал: «что за прекрасная незнакомка удирает в разгар бала?» Мое выступление триумфально завершилось и я поспешил удалиться в эту хижину… Пошел за тобой — белые брюки светятся в темноте, в волосах сверкают капли дождика… Санта ведь, в сущности, очень сентиментальный малый. Сама понимаешь, — с пеленок работать святым, а потом петь про «великую любовь»… Профессиональные издержки… Пошел за красоткой, а она — к воде! Думаю: решила утопиться. Постоял за кустами, приготовясь спасать. А русалочка умылась озерной водой и устремилась прямо в лесные дебри. Я едва успел спрятаться. Так и шли мы почти рядом — ты по дорожке, я — в лесу. Шмыгнул в свой домик и стал ждать. Решил, что ты сюда дорогу знаешь и меня для чего-то ищешь.
— Нет, я не подозревала ни о тебе, ни об этом домике. Вообще никогда здесь раньше не была… Сидела у себя в комнате, оплакивала неудачную любовь, а когда ты запел, почему-то повеселела. Мои переживания показались глупыми, ничтожными по сравнению с этой музыкой, ночью, озером… Брела, куда глаза глядят, смотрю — окошко светится так тепло и заманчиво, как в сказке…
— И ты долго раздумывала у дверей. Боялась, что тут живет разбойник?
— Да, людоед или ведьма. Или просто — садовник Стефано. Я и не думала, что найду Санта-Клауса.
— Ты здорово говоришь по-итальянски. И акцент такой загадочный, придающий шарм. Только как-то литературно.
— Спасибо. Обмен комплиментами удался. Я учу итальянский уже лет восемь. Моя мама — учительница, знает французский и итальянский. Я тоже вначале учила французский, а потом взялась за итальянский. Уж очень красиво. Когда я была маленькая, у нас были в моде итальянские певцы — Тото Кутуньо, Челентано, дуэт Альбины и Романо Пауэр. И оперные, конечно. У меня дома есть пластинки Каллас, записи Кабалье, Доминго, Паваротти… О, всего и не перечислишь. В общем, я — италофилка.
— Значит, тебе повезло неспроста. С детства любила эту страну и прямо в неё попала, да ещё покорила своей красотой… Я всегда на Рождество сочинял детям такие сказки… — Санта вопросительно посмотрел на Кристину и в его взгляде ей почудился оттенок иронии.
Она вздохнула, поднимаясь с кресла:
— Пожалуй, мне все же лучше уйти. Хочется проститься с этим местом. Четвертого января я уезжаю домой.
— Разве «Стиль» не заинтересован в продлении контракта?
— Конечно, они предложили мне увеличить срок и гонорар. Еще бы! Ведь Антонелли дружит с моим боссом. Но я решила, — довольно сказок. Особенно таких, оставляющих кучу загадок. Глупеньким девочкам лучше сидеть дома. И ждать, когда поумнеют.
Санта помог ей одеть меховой жакет и, задержав руки на плечах, серьезно посмотрел в глаза:
— А могла бы ты, загадочная незнакомка, сделать сейчас для меня случайного, в общем-то, встречного, одну вещь? Одолжи мне свою диадему, полученную от «Карата».
Кристина от недоумения открыла рот:
— Т-тебе? Диадему?
— Да, поносить. Дня на два. Не спрашивай, зачем, Кристина. Просто ответь — да или нет?
— Когда?
Санта набросил кожаную куртку и, вернувшись в комнату, залил огонь водой.
— Мы поедем сейчас. Для Антонелли оставим записку у охранника.
И они, захлопнув дверь, вышли в моросящую дождем ночь.
В стареньком «фиате» Санты пахло сосновой смолой.
— Ты и вправду развозишь елки? Только ещё далеко до Рождества, сказала Кристи, заметив на заднем сидении охапку свежих сосновых веток, завернутых в целлофан.
— Не всем. Только очень послушным детям… Ты что, не куришь?
— Вообще-то, курю. Но редко, после хорошего ужина или…
— После хорошей любви… — добавил Санта.
— Нет. После работы. Девчонки в перерыве закуривают в скверике так аппетитно. Невозможно удержаться.
— А как все же с любовью?
— Элмер закурил и я тоже.
— Ты все-таки настаиваешь на версии: Вествуд — единственный мужчина на свете.
— Так и есть. Вернее — было. Не нравится — не лезь с дурацкими вопросами. С какой стати тебя волнуют мои любовники?
— Ну, если мужчина мечтает стать одним из них, его, естественно, волнует компания…
— Пусть не волнует. Ты не в моем вкусе…