– Не стоит ей ждать слишком долго. Стихи – удел юных, ты не согласен?
– Зачем шапочка?
– День искупления.
– Сегодня что ли?
– И ты еще зовешь себя евреем?
– Ты что, стал мои ребе?
Я и не представлял, насколько мне не хватало тебя, мрачно расхаживающей по дому.
– Он пылок. Это меня согревает.
– А не зажечь ли больше светильников, чтобы согреться?
– Мертвый?
– Похоже на то.
– Что это было?
– Я его убил.
По воле сената и народа наш любимый отец, Гай Юлий Цезарь, провозглашается диктатором. Пожизненно. Далее: пятый месяц года отныне именуется в его честь июлем.
– Имена имеют определенный вес, верно?
– Назови кота рыбой, но плавать он не научится.
Плебеи обожают глядеть на драки себе подобных – обходится дешевле театра, а кровь самая настоящая.
– Так ты неплох, говоришь?
– Неплох? Я могу добиться оправдания Медеи!
Если бы ты тогда сказал мне, что намерен пойти в Рим, попросил бы у меня клятву верности, то я бы принес ее. Я бы, конечно, подумал, что ты сошел с ума, но все равно поклялся бы тебе в верности, потому что видел в тебе моего отца. Но ты не спрашивал меня о моей верности тебе. Ты потребовал ее под угрозой оружия. Я ничему не изменял.
– Опомнись! Ведь на каждой стене ты нарисован с ножом у моего горла! Я был бы дураком, если бы не придавал этому значения.
– Только тиранам нужно страшиться тираноборцев! А ты ведь не тиран! Ты сам столько раз говорил мне об этом.
Ему нельзя было подниматься, тем более садиться на лошадь. Теперь все его раны раскрылись как кровавые цветы.
– У меня нет желания сражаться на арене, Цицерон, приходится ублажать народ на другой лад.
– Ну построй что-нибудь еще, храм какой-нибудь, убей кого-нибудь – народ радуется буквально всему!
Мы столько лет вместе, а ты все еще удивляешься, что я способен сам завязывать себе ремешки на сандалиях.
– Вот странно!
– Неужели?
– С чего это вдруг? Она же меня ненавидит.
– И я тебя ненавижу. Это же дружбе не помеха.
– Прислушайтесь. Почему такая тишина? Тиран мертв, народ же должен радоваться. Где же ликующая толпа у ваших дверей? Где же возгласы о свободе?
– Народ боится перемен. Уныние вполне естественно.
– А если мы не захотим мира с тобой?
– Если не будем друзьями, значит, будем врагами, и я пойду на все, чтобы вас уничтожить.
– Он вульгарный зверь, и без Цезаря он сам себя сведет в могилу. Он гость в моем доме!
– Он не в доме, он на улице.
– И ты, мама!
– Прошу, вразуми своего сына. Он со своими друзьями должен покинуть город. Я не могу гарантировать им безопасность.
– Не надо так радоваться! Ты лжец. Ты нарушил клятву и поднял восстание. Вот и всё! То же самое мог сегодня сделать и актер.
– Ну тогда хорошо, что это сделал я, иначе ты бы сейчас на коленях отсасывала у этого актера.
Рим – для сраных римлян!
Торговля – основа гражданских отношений.
– Не хочешь получить искупление, центурион?
– Искупления нет.
– Право на искупление есть у всех, Люций. Даже у тебя.
– Что вы тут делаете?
– Дышим коноплей.
– Я это заметила. Из-за вас весь дом провонял! В будущем, делайте это на улице.
– Да, мама.
– Ты вчера поздно вернулся.
– Дела.
– И ты по делам напился, проблевался и полез ко мне.
– Не похож на торговца.
– Ну, мы все не похожи на тех, кем являемся.
– Скажи, а тебе понравилось спать с моей женой?
– Что?!
– Ты же поэтому мне не рассказал! Потому что ты спал с ней!
– Те переходишь границы.
– Ты спал с моей женой? Я задал вопрос!
– Уйди с дороги.
– Я задал вопрос!
– Какая разница, что я скажу? Ты мне не поверишь.
– Если скажешь правду, я поверю.
– Варен, клянусь костьми матери, между мной и Необи ничего не было. Ничего. Никогда.