Выбрать главу

Вот на манеж выехала Патриция Гэлвин. Ей только 21 год. И всадница и лошадь выглядели грациозно. Первыми же выполненными ими фигурами я залюбовался. Ничего не скажешь - прекрасно! Патриция составляет с лошадью как бы одно целое, мастерски владеет поводьями и шенкелями. По всей вероятности, Гэлвин - претендентка на золотую медаль.

Но что это? Фигуры сложных элементов - и конь делает ошибку. Патриция села на шпоры. Видимо, сказалась и молодость всадницы, ее понятное волнение, и то, что лошадь выезжена другим всадником. Медалисткой Гэлвин не стала. Шамортен, Неккерман и Фишер выступали после меня, а они серьезнейшие противники.

Сейчас будет дан старт мне. Я уже на Абсенте. От волнения не осталось и следа. Последние приготовления:

Володя Алексеенко обтирает мне сапоги мокрой тряпкой, чтобы они были чуть влажными и лучше соприкасались с кожей Абсента. С цилиндра сдунута несуществующая пылинка. Фрак сидит как литой. Ласково поглаживаю своего четвероногого партнера. Он готов к выступлению и нетерпеливо перебирает ногами - рвется в бой!

Выехали на старт… Красавец Абсент всех покорил величавой поступью и красотой. Тепло нас встретили заполнившие трибуны зрители. Абсент поводит ушами…

Однако мне вдруг приказывают подъехать к судейской ложе, где находится и принц Бернгард.

Перед стартом судья-стартер проверял подгонку седла и особенно внимательно осматривал рты лошадей. Он должен убедиться, что всадник не привязал языка лошади и т. д. У Абсента был жесткий мундштук, и я обмотал его лейкопластырем, чтобы смягчить. Судья-стартер немедленно доложил об этом старшему судье, и меня вызвали.

Среди зрителей на трибунах были и наши товарищи, знавшие, что я намотал лейкопластырь, да еще и ваты подложил. Среди них поднялось страшное волнение.

- Ну, все! Пожалел коня, а теперь снимут Филатова с, соревнований. Зачем он только это сделал? Ничего бы с Абсентом не случилось…

Я подъехал к ложе. Нервничал порядком. Ведь я уже полностью подготовился к выступлению, а тут придется снимать мундштук, разматывать лейкопластырь, да еще на глазах многотысячных зрителей. Не все поймут в чем дело, подумают: советский спортсмен допустил какое-то жульничество.

Призвал на помощь все хладнокровие, на которое еще был способен, снял цилиндр, приветствовал судей и спросил, зачем меня вызвали.

Переводчик поинтересовался:

- Что вы там намотали на мундштук? Я доложил членам судейской коллегии, что обмотал мундштук для того, чтобы он был мягче и не беспокоил беззубый край челюсти лошади. Но, если это не разрешено, прошу мне позволить все снять. Мои слова тотчас перевели принцу Бернгарду. Он понял, что это сделано не для усиления воздействия на лошадь, а для смягчения железа. Ему понравилось гуманное отношение к коню.

- Хорошо, очень хорошо! Старт! - произнес Бернгард.

Я тут же поднял Абсента в галоп…

Как всегда во время выступления, у меня была только одна мысль, одно стремление: как можно лучше выполнить каждое упражнение по схеме манежной езды. Я внимательно следил за движениями Абсента, за четким исполнением фигур, и вдруг при смене ног в два темпа Абсент отлично сменил ноги девять раз и должен был остаться на левой диагонали, но, так как я немного слабо выдержал его правым шенкелем, он самовольно сменил диагональ вправо.

Я спокойно, легким движением шенкеля, заставил Абсента исправить ошибку. Все это произошло настолько молниеносно, что ни судьи, ни спортсмены, а тем более зрители ничего не заметили. Единственный человек, от которого ничего не могло ускользнуть, был Николай Алексеевич. Еще бы! Сам отличнейший всадник, он внимательно следил за своим учеником, и такая ошибка от него скрыться не могла. Потом он мне признался, что у него так и похолодело все внутри…

Грациозно переходил Абсент из одного аллюра в другой, от одной фигуры к другой. И все остальные тридцать две фигуры Абсент проделал отлично без всякого усилия. Манеж мы покидали под гром аплодисментов.

Не успел я спешиться, как ко мне подошел майор Сен-Сир:

- Браво, Филатов, браво! - сказал он мне и потрепал Абсента по горделиво изогнутой шее.

Уже все говорили, что Абсент лидирует.

Выступление Ивана Калиты тоже было удачным; его Муар во всех элементах езды выглядел очень эффектно.

Вечером объявили, что на следующий день, то есть 6 сентября, будут повторять езду по всей программе лучшие пять всадников, вошедшие в финал. Этими пятью всадниками были майор Сен-Сир на Этуале, Неккерман на Асбахе, Фишер на Вальде, Калита на Корбее и мы с Абсентом.

Абсент сегодня показал себя во всей красе, но допустил небольшое самовольство. Как он будет вести себя завтра? Достаточно ведь маленького сбоя, чтобы лидерство, завоеванное с таким трудом, было потеряно.

А тут еще Николай Алексеевич стал меня убеждать, чтобы я сменил железо во рту Абсента. Дело в том, что у Абсента была привычка перекидывать язык. Чтобы это устранить, я вкладывал лопаточку ему в рот. Как видно, правилами лопаточка была предусмотрена, так как судья-стартер, обратив внимание на лейкопластырь, о ней ничего не сказал.

Николай Алексеевич упорно мне доказывал, что предстоит решающая ездка. Судьи будут принимать во внимание любую мелочь, и эта лопаточка может сыграть очень плохую роль - могут снять Абсента с повторной езды.

Пожалуй, он прав. Лучше уберечь себя от неприятности. Надо с ходу перестраиваться. Я снял трензель с лопаточкой и надел трензель из двух ветвей, подогнал его с мундштуком повыше и потуже подтянул капсюль, чтобы Абсент меньше открывал рот. Это должно было ограничить его возможности перекидывать язык. Лейкопластырь с концов мундштука я тоже снял.

Перед стартом я обычно делал разминку Абсенту минут по 30-40, а тут пришлось ее увеличить до часа двадцати минут. Надо было дать Абсенту привыкнуть к новому железу.

Абсент закапризничал, но минут через тридцать освоился, стал ходить спокойнее, а к старту вел себя так, будто всегда ездил на таких трензельных удилах.

Когда судья-стартер осматривал Абсента перед стартом, то улыбнулся, заметив отсутствие лейкопластыря, но, увидя, что все железо заменено, очень удивился:

- Как должен быть прекрасно выезжен конь, чтобы всадник решился на такие изменения перед стартом!

Началось выступление… Я выступал третьим номером. Каждый из соревнующихся вкладывал в езду все свое мастерство, каждый стремился быть первым.

Абсент словно чувствовал ответственность езды. Мой верный друг и партнер ходил безукоризненно, полностью подчиняясь моей воле, и ни разу не позволил себе сделать нечеткого рисунка фигуры или самовольничать. Все было настолько четко, красиво, изящно и грациозно, что и самым придирчивым судьям мы не дали повода снизить нам балл.

Какое же я занял место? Судя по всему, первое или второе. Страстно хочу первое! Я и Абсент отдали все, что могли.

По радио объявляют, что результаты соревнований будут объявлены после контрольного просмотра кинофильма, не раньше 8 числа.

Два дня неизвестности! Мучительно долго тянулись эти дни. Мы бродили по Риму, осматривали все достопримечательности, побывали в Колизее. Арка Победы подходит к Колизею. Сохранились конюшни гладиаторов, подземные ходы…

Вот и площадка победителя. Победивший гладиатор вставал на нее, и цезарь даровал ему свободу.

Кто-то из нас произносит:

"Ликует буйный Рим… Торжественно гремит рукоплесканьями широкая арена…"

Да, вот и меня, советского спортсмена, встретили рукоплескания Рима. Но как победителя ли?..

Наконец наступило знаменательное число-день, навсегда вошедший в историю советского конного спорта.

Объявлены результаты конных соревнований по классу высшей школы верховой езды. На этот раз судьи присудили победу сильнейшему. Не то что было в Хельсинки и в Стокгольме. Как видно, сказалось то, что за последнее время советские конники стали выезжать на международные соревнования, много учились, извлекая уроки из своих ошибок, и уже имели целый ряд побед. Ко времени XVII Олимпийских игр с нами уже стали считаться.