Истинное величие эпохи Вселенских соборов, не считая указанных схизм, состоит в том, что никто не мог считать себя конечной инстанцией: ни папы, ни соборы, ни император, ни народ, с его правом рецепции. Все претендовали на последнее слово, и, как следствие, оно оставалось за Святым Духом.
Так было в жизни, в богословской теории это положение вещей отражения не получило. На Западе все дальше шел процесс объективации римского первенства в соответствии с логикой юридизма. Творческое напряжение между разными центрами церковного единства исчезало по мере усиления тенденций, имевших совсем иную природу: всецелого подчинения верных епископской власти, подчинения самих епископов plenitude potestatis папы, пророческого служения священническому, святого Павла святому Петру, Святого Духа Христу, как в средневековом «филиоквизме». Восточные схизмы так и не поддались уврачеванию, по причинам как внешнего характера — исламское завоевание, так и внутреннего — постепенная кристаллизация сознания, свойственного закрытым сообществам, предающего деталям почти что магическое значение.
Наша задача сегодня? Пытаться приблизить, несмотря на «слова», которые, по выражению А. де Сент–Экзюпери «показывают друг другу язык», такую эпоху церковного существования, когда в результате компромисса и чуда в большей части христианского мира проблемы и напряжения будут разрешаться не путем подавления или разрыва, но иначе: в свободном общении личностей, пребывающих в Святом Духе.
Некоторые наблюдения над эволюцией папства вплоть до I Ватиканского собора
Постепенно под давлением исторических обстоятельств, а также по мере усиления западного юридизма, который более не уравновешивался общением с Востоком, взаимное отчуждение двух половин христианского мира усилилось в XI — XIV вв.. В осознании своего первенства Рим становится все более озабочен проблематикой власти. Точнее сказать, власти имперской, которая с момента коронации Карла Великого рассматривалась, как находящаяся в зависимости от власти понтифика. Обращает внимание количество подделок — в частности, ложный «дар Константина», ложные дикреталии — на которые опирались в Риме, впрочем, пребывая в искренней уверенности в их подлинности. Уже в писаниях Льва Великого и богослужебных текстах, посвященных празднованию памяти Петра и Павла, апостольский Рим предстает как бы принимающим эстафету древнего императорского Рима. В папе начинают видеть верховного священника — pontifex maximus — каковым был император.
В середине VIII в., как мы уже говорили, папы, находясь под угрозой ломбардцев, и разочарованные неспособностью Византии оказать военную помощь, обращаются к франкам и заключают альянс с Пепином Коротким. Византийские территории в центральной Италии становятся в это время владением Церкви, неслыханное до этого новшество, владением, заботы о котором составляли важную часть политики понтификов вплоть до их аннексии Италией в 1870 г. В результате коронации Карла Великого папа начинает располагать как духовной, так и земной властью. После двух веков застоя и упадка (низложения пап, законные и произвольные, особенно участились в X в.) наступает усиление позиции пап, благодаря широкой поддержке монашеского движения, которое разворачивается в северо–восточной Европе, в отличие от Италии, чуждой византийского влияния. Папство прикладывает энергичные усилия, чтобы освободиться от давления светской власти германских императоров и итальянских феодалов. Устремления вполне справедливые, однако, осуществлявшиеся с применением мирской силы: Григорий VII (с его именем связана т. н. «григорианская реформа») способствует восстанию миланского плебса и низлагает императора Генриха IV. Революция, чуждая для Востока, где лишь со временем отдадут себе отчет о происшедшем.
В этом контексте впечатляюще выглядит концепция папского диктата (Dictatus papae) Григория VII: римский понтифик может отстранять епископов, перемещать их с кафедры на кафедру (правда, на практике это стало осуществляться, и то не повсеместно, лишь в конце Средних Веков, а также во Франции после секуляризации, произведенной в эпоху Французской Революции и Империи). «Он может, если пожелает, назначить клирика для любой церкви». «Его суждение не может быть изменено никем, сам же он может изменить решение кого бы то ни было». Из посылок, лежащих в основе подобных утверждений, исходят и претензии пап на обладание мирской властью: «Только [папа] может использовать императорские инсигнии»; «папа — единственный человек, которому князья должны целовать ноги», «ему позволено низлагать императоров».