Наша роль: углублять солидарность и общение, исходя из убежденности в том, что существует единственный Человек, один Адам, без конца раздробляемый нашим грехом и без конца воссоздающийся во Христе, в котором мы все единосущны и являемся «членами друг друга». В этом глубочайшем единении каждый, не стремясь к этому, обретает свою уникальность. Бог — Троица вовлекает человечество в таинство общения, образ которого так прекрасно запечатлел Тарковский в конце своего фильма об Андрее Рублеве, показав икону, изображающую Трех Ангелов в сиянии света и красок, Бог, символами Которого являются молодость и красота, открывает человечеству будущее, простирающееся до бесконечности. В этой перспективе не остается места для разочарования и горечи. Воскресение Христово способно преобразить даже наши поражения. Любое проявление действенной любви приближает Царство.
Основной аргумент атеистов всех времен состоит в следующем: бытие всемогущего и благого Бога несовместимо с фактом существования зла. Причем не только исходящего от людей — здесь можно ссылаться на свободу человека — но и зла космического. Когда на такой народ, как армянский, столько пострадавший за свою историю, обрушивается ужасающее землетрясение, когда дети в Мексике оказываются погребенными лавиной, а другие дети, здесь у нас, умирают от рака, — все кажется абсурдом. Вспоминается Иван Карамазов, который возвращает «свой билет» Богу, потому что не может примириться со страданием невинного ребенка. Вы утверждаете, — говорят нам, — что Бог всемогущ, а, между тем, мир находится во власти хаоса и абсурда. Вы утверждаете, что Он благ, а Он в это время готовит для бесчисленных приговоренных вечную комнату пыток. В течение истории вплоть до сегодняшнего дня люди убивают друг друга во имя Божие. Вы утверждаете, что Бог милосерден, но нам кажется, что, напротив, Он провоцирует жестокость и ненависть. Французский философ Рене Жирар имел немало исторических оснований сближать понятие о насилии с категорией священного: любое сообщество сплачивает свои ряды, возлагая ответственность за все промахи на некоего козла отпущения, любое сообщество функционирует, используя механизмы исключения, а если речь идет о религиозном сообществе, то оно с легкостью переносит эти механизмы на вечность!
Что можем мы в нашем общем будущем противопоставить этим аргументам с духовной точки зрения? Необходимо решительно заявить, что наш Бог невиновен, что Он не хотел и не хочет смерти, что Он не может даже помышлять о зле. Нужно покончить навсегда с представлениями о дьявольски жестоком Боге, созданными по образу человеческому, причем по образу самого худшего, что есть в человеке. Концепция такого Бога родилась из повествований о войнах, отчасти легендарных, которые вел Израильский народ, чтобы водвориться в Ханаане, чтобы завоевать, а впоследствии сохранять лабораторию монотеизма. Эта концепция была развита в западном богословии, в особенности в старческих обобщающих трудах блаженного Августина. Ее истоки лежат в желании отомстить или получить компенсацию, свойственном стольким так называемым христианам, которых столь жестко высмеивал Ницше.
Да, Бог всемогущ, т. к. Он может творить, допуская осуществляться вне Себя свободе ангельской и человеческой. В Библии при описании творения мира используется особый глагол barn, выражающий уникальный характер божественного творчества. Мы же способны создавать лишь свое отражение, своего рода «марионетки» (философская концепция Бога, заранее знающего все, концепция, превращающая нас в марионетки, имеет совсем не библейские истоки).
Однако, утверждая божественное всемогущество, мы обязаны подчеркнуть, что оно неразделимо и с божественным умалением, кенозисом. Бог отступает, исчезает в некотором смысле (tsimtsum еврейской мистики), чтобы предоставить ангелам и людям пространство для их свободы. Он ждет нашей любви, но любовь другого не может быть по заказу. «Великая любовь всегда распинаема», говорил Павел Евдокимов. Да, Бог пошел на риск, Он вступил в подлинную и, значит, трагическую историю любви. Адам, бесчисленный Адам, коим являемся мы все, не смог избежать испытания свободы. Чтобы утвердиться, индивидуализироваться, он удалился от Отца, как блудный сын из притчи. И тогда мир, созданный из небытия, т. е. не имеющий основания в себе самом, устремился к этому небытию, которому мы сами вместе с падшими ангелами придаем деструктивную реальность. Обстоятельство, о котором мы так склонны забывать. В определенном смысле Бог оказался исключенным из созданного Им мира, продолжая поддерживать его бытие как бы извне. Он стал «Царем без царства», по выражению великого византийского мистика XIV в. Николая Кавасилы. К миру, пораженному вселенским злом, к миру, «лежащему во зле», обращен «лик Божий, струящийся кровью во мраке», по выражению Леон Блуа, которое часто цитирует Николай Бердяев.