Такое положение дел сохранялось до того момента, когда «да» женщины позволило божественному Изгнаннику вернуться в самое сердце Своего творения, чтобы спасти человечество от фатума небытия, от зачарованности им, и открыть во мраке пути воскресения. Но распятый Бог не имеет могущества тиранов и не действует с неотвратимостью стихийных бедствий. Он является в дуновении мира, света и любви и нуждается в том, чтобы человек свободно раскрылся Ему навстречу. Парусил станет прорывом этой реальности, уже сейчас наполняющей каждое мгновение своим сиянием, но она нуждается также и в подготовке: во Христе под воздействием Духа человек постепенно возвращается к своему призванию — быть сотворенным творцом. Когда Господь встретил слепорожденного, Он сказал, что его болезнь не есть следствие греха, ни его, ни его родителей, но допущена для того, чтобы явилась Слава Бога. И Он исцеляет слепца. Духовность третьего тысячелетия будет предполагать не столько отказ, сколько преображение — это будет пасхальная духовность, духовность воскресения!
Мы поймем, что невозможно ставить границы надежде, как замечательно писал об этом Урс фон Бальтазар вслед за величайшим мистиком VII в. Исааком Сириным. Молитва и служение, направленные на всеобщее спасение, станут ответом на трагедию ада. Ад, как последствие первородного греха, как отсутствие Бога, был упразднен в Великую Субботу. Отныне нельзя сказать, что Бог отсутствует где бы то ни было. Однако, необходимо «сесть с грешниками за один стол», как говорила св. Тереза из Лизье, и «проливать кровь» в молитве, по выражению св. Силуана Афонского, чтобы тот последний ад, тот, который сковывает человека изнутри, оказался смыт волною любви и общения святых в случае готовности грешника быть прощенным.
Одним из важнейших оснований общего будущего христиан является кенозис. Бог, говорит апостол Павел в послании к Филиппийцам, вернее, Бог во Христе ekenosen, умалился, совлекся Себя. Наша задача: говорить о Боге не в терминах полноты, но с точки зрения Его умаления. Полнота ассоциируется с богатством, изобилием, мощью. Умаление, совлеченность выражают тайну любви. Бог нисходит к человеку, не обрушиваясь на него, а увлекая его за Собой. Божественная полнота могла бы поглотить и растворить в себе человека, а в кенотическом снисхождении Бог пребывает в ожидании нашей ответной любви.
Планетарное единство продолжает в наши дни углубляться, несмотря на усиление в различных регионах реакции, вызываемой кризисом идентичности. Две оппозиции, как кажется, являются сегодня и на ближайшее будущее определяющими духовную ситуацию человечества. Прежде всего, речь идет о противостоянии полусфер, различимых на духовной карте мира. Центром одной из них является Индия. Она охватывает индуизм, джайнизм и все формы буддизма, некоторые из которых в Китае и Японии соседствуют с такими архаическими традициями, как синто, и восходят ко времени, которое Ясперс называл «осевым периодом» истории (VIII — IV в.в. до н. э.). В этой полусфере божество — дыхание жизни, Ки китайцев — присутствует во всем, безлично, оно порождает, оно же и поглощает бытие. Главная интуиция этого типа духовности — интуиция всеединства и тождества, предполагающая циклическую концепцию времени и универсальность человеческого «я» (почему мать любит своего ребенка? — спрашивается в одной из Упанишад, там же дается ответ — на самом деле она любит не его, а себя, что в конечном счете оказывается одним и тем же).
Другая полусфера может быть условно названа семитской и охватывает иудаизм и ислам, по крайней мере, в его «экзотерической» форме. Для этого типа духовности характерно утверждение трансцендентности личного Бога и личного, как минимум, индивидуального бытия человека. Главная интуиция этой духовной полусферы есть интуиция Другого и не предполагает всеединства (за исключением суфизма и Каббалы, отмеченых влиянием неоплатонизма, Ирана и Индии, и в которых присутствуют элементы пантеизма). Бог предписывает закон и человек должен ему подчиняться. В этой перспективе время обретает линейный характер, либо в эсхатологической напряженности, как в иудаизме, либо в постоянной соотнесенности со священным прошлым, как в исламе.