Таинства крещения, миропомазания и евхаристии обретут для нас всю полноту откровения Вечной Жизни. Когда мы говорим о таинствах, речь не идет о неком секретном, эзотерическом знании, но о приобщении таинственной реальности Царства Божия. Конечно же, среди нас всегда будут те, кого в древности называли христианскими гностиками, знания которых о человеке и мироздании обусловлены высотой их подвига и проистекают из единения со Христом, по слову Игнатия Антиохийского, главным источником истинного гнозиса.
Понемногу будет становиться более очевидным призвание Церкви: быть не только установлением, не только собранием верующих, но «таинством Жизни», «местом возрождения», где открываются духовные глубины бытия. В Церкви молитва каждого, направленная на то, чтобы личное существование стало открытым для божественного присутствия, перестает быть сугубо индивидуальной. В то же время, это общение не исключает и опыта созерцательного одиночества, которое является источником любого творчества.
Христиане меньше станут говорить о любви к ближнему, больше — о том, чтобы должным образом научиться принимать себя, чтобы «как себя возлюбить ближнего». Мы будем стремиться к благоговейному восприятию любого существования, к кенотическому умалению перед ним, чтобы не препятствовать его свободному становлению.
Неизбежно присутствующее в земном бытии насилие не должно выноситься нами «за скобки», по умолчанию, но преображаться в добродетель силы через аскезу, творчество, красоту и игру.
Символика мужского и женского вновь будет осознана нами, как универсальная полярность человеческого и космического бытия, в противовес современной тенденции к их смешению и неразличению. Богочеловечество Христа таинственно объемлет мужское и женское начала человеческой природы, не отменяя их, но освящая и преображая.
В новом историческом контексте будет продолжаться действие Святого Духа, сообщающего каждому христианину тройную харизму быть царем, священником и пророком.
Царь — воитель и миротворец одновременно. В связи с этим вспоминаются скульптурные изображения Будды—Пробужденного — одной рукой отталкивающего, а другой — привлекающего. Царю подобает господствовать и сиять, но у настоящего царя всегда есть шут. В царстве «не от мира сего» не может не быть места известной доле юродства. С точки зрения культуры «мира сего» само царство Духа — конр–культура, где все наоборот.
Священник, христианин священнодействует в храме мироздания. Ему не чужд дух монашества, но не для того, чтобы создать общество чистых, а для того, чтобы быть примером и закваской в нечистом мире. Мирянин, он причастен «внутреннему» монашеству. Ученый, который не препарирует бытие, но относится к нему с благоговением. Художник, который подчас исследует пропасти земли, но которому открыты огненные сущности вещей и сияет иконный лик сквозь лица людей. Бытие становится для него материей евхаристии…
Пророк, он возвещает приблизившееся и грядущее Царство, в котором Бог восторжествует «всяческая во всем». Он будет сокрушать идолов, открывать новые пути. Позади останется Фрейд, ибо «Песнь Песней» в просветлении и преображении обретет свой вселенский масштаб. Позади останется Ницше, ибо истинный образ «танцующего Бога» раскроется в Том, Кто, ликуя, проходит сквозь смерть и сквозь ад, вырывая Адама и Еву из плена небытия, как мы это видим запечатленным в Константинополе на одной из фресок Коры.
Христианство завтрашнего дня больше, чем когда бы то ни было, будет богочеловеческим и исповедническим.