— Вот и славно, принцесса. Одежда у тебя есть, старый рюкзак тоже пойдет, хотя бы до Рождества. Денег после покупки дома осталось маловато.
— Я понимаю, папа.
Мария тоже села за стол и посмотрела на Агату:
— Доченька, это новый для тебя город. Новые люди. Будь вежлива со всеми, нужно сразу создать себе хорошую репутацию.
В этом — вся мать. Репутация. Главное в жизни. Правила, устои, приличия.
Девочка начала быстрее доедать бутерброд, чтобы скорее вернуться в свою комнату. Она уже взрослая. Она все понимает. У нее свои интересы и своя жизнь, скрытая даже от Вика, не говоря уже о родителях.
— Да, мамочка. Все будет хорошо.
На стол падали крошки от тоста. Агата цепляла их пальцами и отправляла в рот. Привычки бедняков, так обычно говорит мама и вздыхает. Что поделать, они действительно небогаты.
— Представляешь, Мари, наш продавец дарил жене на праздники свои поделки! Он сам говорил — полгода назад сделал ей талисман. Какое-то местное словечко… А! Оберег. Игрушечного воина размером с ладонь. А жена все равно ушла. Можно, я не буду дарить тебе куклы?
Родители засмеялись, а Агату почему-то охватила неприятная морозящая волна, как из открытой дверцы холодильника. Непривычно. Надо будет подумать о причинах.
Раздался звонок в дверь.
В настолько старом доме ожидаешь нечто иное: колокольчик или вовсе дверной молоток. Но нет, вполне современная электронная трель. Четыре ноты. Отец вытер салфеткой губы и, удивленно вскинув брови, пошел открывать. Наверное, соседи пришли знакомиться. В таких маленьких городах это принято. Или нет?
Агата решила остаться на кухне: интересно же, кто пришел.
Отец вернулся еще более удивленным, чем уходил открывать дверь. За ним шел невысокий полицейский, заметно располневший, в мятой форме. Если бы не шевроны и кобура на поясе, он был бы похож на типичного продавца в маленьком магазине. Или на почтальона.
На вид ему было лет сорок, сорок пять. Сложно сказать точнее.
Вошедший обвел взглядом кухню, словно стремясь ткнуть своим крупным носом во все углы. Этот его нос в сочетании с маленькими глазками делал лицо местного полицейского неприятным. Не злым, но довольно несимпатичным. Игрушечный раздраженный тапир — вот на кого он был похож.
— Томас Каневски, полиция Римаута, — доложил тапир. Голос тоже не верх совершенства, скрипучий и холодный. — Представьтесь, пожалуйста. Нам так будет удобнее говорить.
— Павел Фроман. Мы только сегодня переехали в этот…
— Я знаю. Вы кто по профессии?
— Банковский служащий. Устроился в местное отделение МаниКэн.
Полицейский уже сидел за столом, записывая что-то в пестрый блокнот. Почерк у него мелкий, аккуратный. И писал быстро.
— Ясно, спасибо. А вы? — он повернул голову к женщине и вновь повел носом, будто принюхиваясь.
— Мария Фроман. Домохозяйка, — коротко ответила мать. Но не улыбнулась, видимо, полицейский ей тоже не понравился.
— Прекрасно. А девочка?
— Послушайте! Мы не в Северной Корее, в конце концов! — не выдерживал Павел. — Какое вам дело до моих детей?!
— У вас их несколько? — совершенно спокойно уточнил Каневски. Его ничуть не задевало волнение хозяина дома.
— Двое, — уже спокойнее проворчал отец. — Агата и Виктор. Сын сейчас наверху.
— Благодарю, — ответил полицейский. Дописал и перевернул лист. — Мне нужны ваши показания, господин Фроман. Вы же оформляли покупку дома у Антона Реца?
— Разумеется… — Павел немного озадачился. — У нотариуса. Он может подтвердить. Да вот и документы, я их еще не убрал.
— Нотариуса я опросил первым, — Каневски поднял взгляд от блокнота. — Вы оплачивали наличными? Довольно необычно в наше время.
— Это была прихоть самого Антона. Но я не понимаю, с чего полиции интересоваться такими…
Полицейский прищурился и записал в блокнот что-то еще.
— Дело было около часа дня сегодня. Все верно? Куда потом пошел господин Рец?
— Я не смотрел на часы, — ответил Павел. — Куда? Тоже не знаю. Мы расстались возле офиса нотариуса. На выходе. Я предложил подвезти, но Антон отказался.
Почему-то Агате стало совсем неуютно. Даже не ветерок — ощущение, что за шиворот вылили стакан холодной воды, и теперь струйки стекают по спине, вызывая легкий озноб.
— Господин Рец был убит. На автостоянке, возле своего автомобиля.
Мария негромко вскрикнула. Отец остался внешне спокойным, но лоб изгибом прорезала морщинка. Так бывает, когда Павла что-либо беспокоило.
Наступила тишина. Время, если вообразить его маятником часов, застыло в одной точке, зависло, как на неудачной фотографии, где у всех к тому же приоткрыты рты.
— Вы что, меня подозреваете?! — растерянно спросил Павел после паузы.
— Пока нет. Мы же беседуем у вас дома, а не в комиссариате. Просто опрашиваю. Денег ни на теле господина Реца, ни в его машине не обнаружено. Кто еще, кроме вас и нотариуса, знал о сделке?
Отец глубоко задумался. Морщина на лбу стала глубже. Вместо узкой канавки — улыбнись и уйдет — превратилась в каньон. Того и гляди, над ним начнут парить грифы.
— Никто… Вроде бы. Жена и дети, но они-то при чем?
— Вы кому-нибудь говорили? — так же спокойно уточнил Каневски у Марии. — А ты, девочка?
Он взглянул на Агату. Какие неприятные маленькие глазки! Ей было неприятно, но и отвернуться почему-то не получалось.
— Мы никого здесь не знаем, — ответила за обеих мать. — Кому я могла бы сказать?
— Нет, — коротко сказала Агата и все-таки отвернулась. — Папа, можно мне пойти к себе?
Павел рассеянно кивнул. Она встала из-за стола, спрятала банку ореховой пасты в холодильник и вышла из кухни. В полной тишине, прерываемой только шелестом ручки полицейского о лист блокнота. Маятник возобновил ход, но качался заметно реже, словно воздух сгустился вокруг воображаемых часов. Или — не воображаемых, а таких, как забавное старомодное сооружение у нее в комнате.
— Как он погиб? — Агата услышала вопрос отца уже от лестницы.
— Ножевые раны. Изуродовано лицо. Очень много крови, с трудом опознали, — ровно ответил Каневски. — Итак, подведем итоги… Хотя нет. Позовите мальчика, я должен опросить и его.
Агата поднялась по лестнице и толкнула дверь Виктора. Брат, конечно же, валяется на кровати с пультом приставки в руках. На экране стрельба и взрывы, ему это нравится.
— Спустись на кухню, — сказала Агата и ушла к себе, не дожидаясь ответа. Ее колотил озноб. Только утром видела этого несчастного растрепанного человека, продавца, а вот его уже нет. Ужасно…
Агата взяла в руки укулеле, но пальцы не слушались. Она не сможет сейчас играть: перед глазами стоял взгляд Антона, полный боли и грусти. То ли она излишне чувствительна, то ли дело в чем-то еще. И это важно для нее, для всей семьи. Подумать. Ей нужно подумать.
Она пристально посмотрела на башенные часы в углу комнаты. Они стояли там, похоже, лет сто — массивные, из черного лакированного дерева, высотой почти под потолок. И не шли, хотя она первым делом приоткрыла дверцу, подергала за толстые цепи с гирьками на конце. Нет, никаких шансов. Жутковатое сооружение, зачем оно здесь?
Ужин прошел почти в полном молчании.
Нет, отец пытался говорить, что-то спрашивал у Вика, улыбался иногда, но всем было невесело. Само собой, Павла полиция подозревать не могла, но гибель пусть и случайного, но знакомого, да еще и довольно страшная… Мария говорила о школе, о важности образования, но Агата не слушала. У нее свои мысли, от которых время от времени отвлекал лежащий на столе смартфон. Сообщения от бывших школьных подруг. Лайки ее утренних фотографий домика в инстаграме. В сети кипела жизнь, даже завидно. А вот здесь было слишком тихо и слишком… неприятно. Утренняя радость от дома и дворика сошла на нет.
— Сегодня ложитесь пораньше, — сказала Мария детям. — Первый день на новом месте, столько впечатлений… Да и это…