Атаульф находился в Нарбонне в конце 413 года, и, очевидно, именно тогда он принял окончательное решение не разрушать Романию. В январе 414 года он женился на Плацидии, а когда она родила сына, он дал ему императорское имя Феодосий42. После этого он еще более настойчиво стремился заключить мир с римским правительством. Даже когда в 415 году Констанций заставил его покинуть Бордо и другие города южной Галлии, он все еще надеялся договориться с императором. Но предпринятая им смена политического курса, его стремление служить интересам вождей за счет простого народа — все это привело к тому, что в 415 году в Барселоне Атаульф был убит. Как оказалось, смерть Эриульфа не была напрасной43.
Борьба между теми, кто стремился войти в состав Римской империи, и теми, кто стоял за независимость, не прекратилась со смертью Атаульфа. Смертельно раненный Атаульф обратился с последними словами к своему брату. Он советовал ему вернуть Плацидию ее царственным родственникам и стремиться к тому, чтобы везеготский народ жил в дружбе с Римом. Иными словами, он советовал брату продолжать ту политику, которая стоила ему жизни44. Видимо, Атаульф надеялся, что брат станет его преемником, но этому желанию не суждено было сбыться. Власть беззаконным путем захватил некто Сегерих. Обычно при выборах нового военачальника соблюдалась определенная процедура, однако Сегерих ею пренебрег. Возможно, он пытался установить режим личной власти без проведения выборов, но выборы не были пустой формальностью, которую можно было отбросить без всякого риска для себя45. После того как Сегерих совершил оскорбительные действия по отношению к Плацидии и укрепил (как ему казалось) свое положение зверским убийством детей Атаульфа, он, не теряя времени, начал переговоры с римским правительством. Судя по всему, Рим стал еще более притягательным для везеготской знати. Планы Атаульфа и политика Сегериха, который, как выяснилось, стремился к той же цели, что и его предшественник, говорят о том, что солидарность везеготов была не так крепка, как прежде. Но свободолюбивый дух народа был еще не сломлен, и на седьмой день своего тиранического правления Сегерих был убит. Поводом для убийства стало не то, что Сегерих узурпировал власть, а то, что он пытался договориться с римлянами44.
Теперь, помня о судьбе Атаульфа и Сегериха, новый везеготский вождь был вынужден скрывать до поры до времени свое стремление достичь соглашения с правительством Империи. Осенью 415 года вождем был избран Валия. Большинство везеготов сделало свой выбор, считая, что Валия положит конец мирным отношениям с Римом47. Неизвестно, жили ли еще в памяти народа слова старинной клятвы, принесенной на берегах Дуная в 376 году, но дух той клятвы был еще жив. Однако везеготы плохо знали своего избранника: Валия пошел знакомым нам путем. Похоже, среди везеготов уже не было ни одного вождя, который был бы бескомпромиссно враждебен Риму, и Валия пошел по стопам Атаульфа и Сегериха. После неудачного нападения на Африку, где он, как когда-то Аларих, надеялся поселить свой народ, Валия, избранный для борьбы с Римом, уже в начале 416 года стал просить римлян о мире48. Очевидно, его соплеменники поначалу не возражали против такого решения, так как к этому времени уже были доведены до отчаянного положения патрицием Констанцием (см. с. 26). Договор 416 года, означавший капитуляцию перед имперским правительством, был единственным средством остановить массовый голод, который Констанций сумел искусственно создать. В последующие два года Валия действовал так, как будто он тоже стремился стать «отцом возрождения Римской империи»: в интересах римлян он сражался с другими варварами в Испании и одержал над ними победу49. Мы не знаем, как долго люди готовы были его поддерживать, ибо в 418 году, когда везеготы все еще значительно уступали римлянам в военной силе, Валия умер. Незадолго до смерти он получил от римлян земли около Тулузы, на которых его народ обосновался и прожил следующие девяносто лет.
Доминирующей чертой везеготской истории в период между правлениями Атанариха и Валии было нарастание конфликта между интересами вождей и рядовых членов племени. К сожалению, имеющиеся свидетельства крайне фрагментарны, однако попробуем обобщить то, что нам известно:
1. Слова вождя, приведенные в «Житии св. Саввы» в качестве реакции на сообщение о том, что у Саввы нет имущества: «Такой человек не может ни помочь, ни навредить нам», указывают не только на то, что люди, не имевшие собственности, до 376 года не имели никакого политического влияния, но и на то, что собственники к этому времени уже обладали непропорционально огромной силой воздействия на политические дела и племенную жизнь50. Другими словами, правящий класс зарождался внутри такой социальной организации, которая была к этому неготова и которую он неминуемо должен был разрушить.