Однако отнюдь не всегда бои заканчивались смертельным ударом. В большинстве случаев побежденный оказывался всего лишь без чувств или, обессиленный от ран, опускался на колени. Если он не желал биться до последнего вздоха, то он отбрасывал щит и оружие в сторону, ложился на спину и просил о пощаде, поднимая левую руку и вытягивая большой или указательный палец.
Право рокового решения принадлежало, собственно говоря, устроителю, однако уже во времена Империи существовал обычай, в соответствии с которым зрители могли требовать пощады или смерти побежденного. Если император уступал их требованиям, то, конечно, не от широты душевной, а из холодного расчета. Маленький человек, всю жизнь подчинявшийся кому-либо, в эти краткие мгновения испытывал сладость власти казнить и миловать. Прислушиваясь к гласу народному, император приоткрывал кран для выхода накопившейся агрессивности и приобретал таким образом благосклонность народа.
Если гладиатор бился смело и даже в безвыходной ситуации оказывал сопротивление противнику, то зрители поднимали большой палец, махали платками, порой выкрикивая при этом: «Пусть бежит!» Побежденный боец мог покидать арену помилованным, если свой большой палец поднимал и император.
Особым уважением пользовались гладиаторы, отклонявшие вмешательство народа и знаками дававшие понять, что раны их не настолько серьезны.
Если же публика считала, что побежденный заслуживает смерти, потому что он вел себя как трус и стремился уклониться от боя, то большой палец опускался вниз и раздавались возгласы: «Убей его!» Судьба его была решена, если и большой палец императора указывал вниз. В этом случае побежденный должен был подставить победителю собственную шею для последнего удара.
«Пусть предостережет тебя моя судьба. Ни ломаного гроша за павшего, кто бы он ни был!» — гласит надпись на могиле гладиатора, напрасно, по-видимому, молившего римлян о пощаде. Если же поединок заканчивался ничьей, что также порой случалось, то обычно оба бойца живыми покидали арену. Никто не победил, но и никто не проиграл. Такой вид пощады ценился, конечно, ниже, чем победа, но выше, чем милость, оказанная побежденным.
Случалось, но довольно редко, что организовывались гладиаторские игры, на которых милость к израненным гладиаторам исключалась с самого начала и бой неизбежно продолжался до тех пор, пока в живых оставался лишь один из гладиаторов. «Он запретил гладиаторам биться без пощады», — сообщает Светоний об Августе, сокрушавшемся по поводу именно таких игр, устроенных, несмотря на тайное предупреждение, заносчивым дедом Нерона. Да и другие устроители и торговцы гладиаторами похвалялись тем, что приказывали убивать всех проигравших, ибо только так можно было совершенно удовлетворить жаждавшую крови толпу.
Случай другого рода произошел в правление не привыкшего церемониться Домициана, прервавшего бой двух равных гладиаторов, дравшихся до изнеможения. Он обоих объявил победителями, подарив им rudis — деревянный меч, знак гладиаторской свободы, по поводу чего Марциал сложил очередной гимн императору:
В подобных случаях император Траян столь же благосклонно относился ко всем бойцам.
Довольно часто случалось и так, что победа не означала еще окончания боя, особенно в тех случаях, когда публика была недовольна победителем или же на арене выступал преступник, оставлять жизнь которому не желал никто. Поэтому в тот же день он дрался против следующего определенного жребием противника или даже третьего, заступавшего на место второго. Император Каракалла заставил однажды гладиатора Батона биться в очередь с двумя заместителями. Но три схватки за день сломили и Батона: то, чем с радостью наслаждался принцепс, гладиатору стоило жизни — с самого начала боя было ясно, что такой конец неизбежен; это было, конечно, ничем не прикрытое убийство.
Для удаления с арены павших была придумана особо отвратительная процедура. Служители в масках, изображавших бога подземного царства Меркурия, с помощью раскаленного железа проверяли, действительно ли пресеклась нить жизни лежащего перед ними гладиатора, или же он еще вздрагивает. Таким образом находили и тех, которые лишь притворялись мертвыми от страха и отчаяния. И они, конечно, не уходили от своей судьбы. Их уносили с арены вместе с трупами, а иной раз и утаскивали крюками. Служители в масках и одеянии этрусского божества — спутника мертвых Харона с молотком, знаком его, в руке провожали их сквозь «Ворота смерти», ведшие в украшенную венками мертвецкую. Тех же, кто подавал признаки жизни, добивали.
Во время пауз между боями мальчики и африканские рабы, а также другие слуги прибирали арену, перекапывали и разравнивали песок, подсыпая новый там, где он был пропитан кровью. Хоровод смерти мог продолжаться.
Победивший гладиатор в знак своего успеха получал пальмовую ветвь, которой он гордо размахивал перед зрителями. В грекоязычных областях Римской империи вместо нее или наряду с нею он получал также и венок либо корону, которой увенчивали его. Хорошо показавшим себя популярным бойцам доставались солидные премии, дома и прочие ценные дары. Финансировал раздачу призов, проходившую по окончании «спектакля» под громовые овации и возгласы зрителей, устроитель.
Светоний в своих биографиях римских императоров приводит тому несколько примеров. Так, Август «даже не на своих зрелищах и играх раздавал от себя и венки, и много дорогих подарков». Рассказывая о Клавдии, дававшем самые различные гладиаторские игры, он выделяет короткое, немногодневное внеочередное представление, которое император называл «спортула». Собственно говоря, под словом этим понималась закуска, которую раздавали в корзинках менее важным гостям, вместо того чтобы усадить их за стол. Поэтому Клавдий называл эти свои игры «спортулой» или «закуской», заявив по поводу первого увеселения такого рода: «Я приглашаю народ как бы к угощению неожиданному и неподготовленному».
«На играх такого рода держался он всегда доступней и проще; даже когда победителю отсчитывали золотые монеты, он вытягивал левую руку и вместе с толпою громко, по пальцам, вел им счет. Много раз он приглашал и призывал зрителей веселиться, то и дело называя их хозяевами».
Нерон определенно придерживался того мнения, что нет толку ни в деньгах, ни в богатстве, если нет возможности промотать их. По свидетельству Светония, «…людей расчетливых называл он грязными скрягами, а беспутных расточителей — молодцами со вкусом и умеющими пожить… Поэтому и сам он не знал удержу ни в тратах, ни в щедротах». Так, например, гладиатору Спикулу, бывшему, как и он сам, еще И кифаредом, он подарил имущество и дворцы триумфаторов, т. е. одарил, подобно победившему полководцу.
Бои гладиаторов. Настенные рисунки и надписи из Помпей
Марк Аврелий же, напротив, старался пресекать подобные крайности. Установив потолок цен на гладиаторов, он ограничил и тарифы их вознаграждений. Премия для свободного не должна была превышать четверти его покупной цены, а для бойца рабского сословия она ограничивалась одной пятой.
Вечером праздничного дня играм подводился итог. Служитель амфитеатра отмечал в списке имена гладиаторов, проставляя напротив имени убитого латинскую букву «Р» — начальную литеру слова «periit» — павший, «V» — vicit — напротив имени победителя и «М» — missus (помилован) — напротив того, кого пощадили толпа и император. Последние, кстати, покидали арену через специальные ворота — Porta Sanavivaria, с тем чтобы через короткое время вновь биться на очередном народном празднестве.