Итак, римляне собирались вот-вот нанести ответный удар, а раскол в рядах восставших не прекращался. Покинув зимний лагерь, рабы окончательно разделились: Спартак, защищенный с запада горной цепью Апеннин, с 30 000 своих приверженцев отправился на север, в то время как 10 000 галлов и германцев под предводительством Крикса бросились терзать Апулию — кровавым следом тянулись за ними поджоги, грабежи и убийства.
Цифры, которые приводит Аппиан в своем кратком сообщении о войне Спартака, сильно преувеличены. Общее число повстанцев он оценивает в 70 000 человек, так что, если следовать ему, то после отделения 30 000 галлов и германцев Крикса, занявшихся грабежами и разбоем на свой страх и риск, у Спартака должно было остаться около 40 000 бойцов.
Гордыня и дерзостная заносчивость — а именно так Плутарх характеризует отпадение кельто-германской группы от основного войска — очень быстро привели ослепленных и неразумных к гибели. Они дошли уже до Гарганской горы, точнее говоря, горной гряды, выдающейся на восточном побережье Апулии и образующей «шпору» «итальянского сапога», именуемого ныне Монте-Гаргано, когда наперерез им выступила армия пропретора Аррия. Ничуть не испугавшись, Крикс бросил своих бойцов на боевые порядки римлян. Мощные удары повстанцев сначала сильно поколебали ряды войск пропретора, которые затем обратились в бегство, оставляя на поле боя убитых и раненых. Хотя Аррию удалось закрепиться на близлежащих холмах, но лишь наступление ночи спасло его от полного разгрома.
Спартак, конечно, не успокоился бы до тех пор, пока не превратил наполовину выигранную битву в полную победу. Но Крикс был всего лишь выскочкой, которому нельзя отказать в личном мужестве, но не холодно размышляющим и прогнозирующим дальнейший ход событий полководцем. Когда утром следующего дня его орды заняли оставленный римлянами лагерь и обнаружили там наряду с оружием запасы вина и продовольствия, жадность помутила их разум. Вместо того чтобы добить врага, стоявшего поблизости и располагавшего еще силами для мощного контрудара, они принялись праздновать победу. Беззаботно набросились они на добычу, и вскоре до холмов, на которых окопались римляне, стали доноситься вопли и песни пьянствовавших внизу мятежников.
Аррий, несомненно, должен был рассчитывать во второй день на новую атаку рабов и ночью принял все необходимые приготовления к ней. Сообщение о том, что в лагере вместо бойцов хозяйничают пьяницы, показалось ему невероятной удачей. Лучшей возможности расквитаться с бандитами за вчерашнее поражение и представить себе было невозможно!
Необузданная радость царила на трапезе 10 000 рабов, когда римские войска неожиданно напали на лагерь. Никто из восставших Крикса и не думал о враге, неожиданное нападение которого произвело среди них совершенное замешательство. Да и сам Крикс опомнился слишком поздно: призвать соратников к организованному сопротивлению было уже невозможно. Объятые ужасом и отчаянием, они обратились в бегство. Однако большая их часть недалеко ушла — в кровавой резне погибло две трети кельто-германской армии. Во время разгрома у Еарганской горы весной 72 г. до н. э. пал и сам Крикс.
Когда одни античные авторы, Плутарх например, называют победителем консула ГЬллия, а другие (Ливии) — Аррия, то это всего лишь кажущееся противоречие. Объясняется оно тем, что пропретор являлся подчиненным консула и его победа относилась на счет начальника.
Большая часть из спасшихся от римских мечей галлов и германцев бежала на север, к Спартаку. Принесенное ими ужасное известие о чудовищном разгроме у Гарганской горы лишь укрепило Спартака в убеждении и далее следовать своему плану, направленному на то, чтобы вывести рабов через Альпы на родину. Те же, кто слишком долго верил в собственную мощь и непобедимость и потому сомневался в правильности решения вождя, теперь последовали за ним тем решительнее, чем более убедительными показались им его аргументы после потрясения, вызванного гибелью товарищей.
Осторожно двигаясь на север, Спартак прошел почти весь Самний, не встречая никакого сопротивления. Но положение опасно обострилось на подходе к границе Этрурии.
Пока две римские армии под командованием консула Геллия и пропретора Аррия преследовали отколовшуюся часть рабов во главе с Криксом, консул Лентул со своими легионами занимал выжидательную позицию. Разгадав по направлению движения фракийца его планы, он решил перерезать ему путь и помешать повстанцам уйти из Италии. Но Лентул не нападал, а двигался все время впереди рабов в том же направлении, с тем чтобы выиграть время до подхода войск разгромившего Крикса Геллия и вместе с ним взять рабов в клещи.
План консулов был близок к реализации: сразу же после разгрома галло-германского отряда победоносное войско пропретора Аррия воссоединилось с легионами консула Геллия, после чего началось преследование Спартака. Как только Лентул узнал, что руки его коллеги свободны и тот поджимает повстанцев с тыла, он занял перевалы, через которые вел путь Спартака в Альпы. Римские солдаты, воодушевленные победой у Гарганской горы, считали разгром мятежников неминуемым.
Но Спартак тут же распознал опасность ведения войны на два фронта. Если бы он стал ждать, пока римляне окружат его полностью и набросятся со всех сторон сразу, то он дождался бы только одного — последней в своей жизни битвы. Чтобы избежать этого, он должен был упредить противника.
Более мощная армия консула Геллия, собиравшегося напасть на восставших с тыла, была уже недалеко, когда Спартак, подстегиваемый мужеством и отчаянием, принял решение разбить римские армии поочередно.
Первым его противником стал консул Лентул, двумя своими легионами преграждавший ему путь на север. И хотя позиции римлян, закрепившихся на перевалах, были более сильными, Спартак во главе своих войск нанес удар именно по ним, с тем чтобы расчистить дорогу к свободе.
Перед тем рабы все время выходили победителями из стычек с римским арьергардом и распалили легионеров настолько, что те только и ждали решающего сражения. Возможно, что именно это стремление к быстрейшему свершению мести, соединенное с личным тщеславием Лентула и его уверенностью в победе, заставило его преждевременно спуститься в долину для того, чтобы стереть мятежников с лица земли. Ослепленный собственным превосходством в силах, он считал, что сможет справиться с этой задачей один, еще до подхода его коллеги Геллия. Однако заносчивость Лентула обошлась ему слишком дорого, ибо стертыми с лица земли оказались не рабы, а римляне.
Едва обратив противника в бегство, Спартак поспешил на помощь своему оставленному в лагере отряду, который должен был сдерживать наступавшего с юга противника до тех пор, пока основная часть войска не освободит перевалы, ведущие на север. И он прибыл вовремя, как раз в тот момент, когда консул Геллий начал осаду лагеря. Окрыленные блестящей победой над легионами консула Лентула, повстанцы бросились в бой с удвоенными силами, и, несмотря на преимущество в вооружении, свежие римские легионы не смогли противостоять им, к тому же и консул Лентул был разбит и не смог оттянуть на себя часть войска Спартака. Наконец боевые порядки и второй консульской армии начали распадаться, и вот уже настал момент, когда солдатам Геллия не оставалось ничего другого, как искать спасения в бегстве. Рабы же захватили множество пленных и столь необходимое для них вооружение.