— Во-о-от, — поднял указательный палец Таргус, а затем перевёл его на Ханссена. — Ты что, хочешь, чтобы твои дети служили в легионе обычными легионерами без шанса стать чем-то большим?! Чтобы гибли в интересах знати, гнили в чужой земле ради того, чтобы состарившийся ты надеялся на крошки с барского стола?! Ты этого хочешь?!
Тон вопросов Таргуса был обвинительно-угрожающим.
— Нет, Ваше Высочество! — испуганно ответил Йозеф Ханссен.
— Тогда сейчас же возьми себя в руки и не позволь этому случиться!!! — проорал ему в лицо Таргус, а затем резко успокоился. — Необязательно устранять знать насовсем. Можно ведь сделать так, чтобы они не смогли участвовать в следующем заседании риксдага, ведь так?
— Да, Ваше Высочество, — после небольшой паузы кивнул Ханссен.
— Так позаботься о том, чтобы всё так и произошло, — развернул его в сторону нервно ожидающей конца переговоров делегации. — Если аристократы смогут саботировать заседание, то ни о каком воцарении на престоле и, соответственно, соблюдении условий не может быть и речи. Я просто возьму Стокгольм, мы заключим мирный договор, а вы будете искать себе нового короля, в тщетной надежде, что он сможет дать вам столько же, сколько могу я. Иди и не забывай об этом, когда будешь принимать определённые решения по аристократическому вопросу.
Погруженный в тягостные думы, представитель крестьянства в риксдаге Йозеф Ханссен ушёл, а Таргус внутренне улыбнулся и направился в свой шатёр.
Мнения по текущей ситуации он ещё не выработал.
С одной стороны, это крупное королевство, где есть какая-никакая промышленность, остатки былой роскоши, но всё же. Есть человеческий ресурс, который ещё не восстановился после Великой Северной войны, но в Швеции людей всяко больше, чем в Шлезвиге, даже несмотря на то, что в него последние лет пять буквально щемятся эмигранты из других «имперских» земель.
Да, людей много, но эти люди — сканды.
На простолюдинов плевать, они ему ничего не сделали и сделать не могли, триггерный социальный слой для Таргуса — скандская знать. Это они виноваты. Они разрушили его жизнь, пусть не конкретно местные скандские аристократы, но это для него не особо важно. Он сделал слишком мало, расплата недостаточна.
В душе Таргуса вновь начала подниматься горячая волна ненависти. Хотелось взять чью-то шею и сломать её.
Он ненавидящим взглядом посмотрел на длинную процессию удаляющихся в сторону Стокгольма заседателей риксдага…
На фоне горожане продолжали старательно славить его.
«Рассчитывают, что всё обойдётся…» — зло подумал Таргус, глядя на машущих платочками и весенними цветами людей. — «Не обойдётся».
И тут, в процессе обдумывания печальной судьбы населения Швеции, его посетила гениальная в своей простоте мысль.
— Человек живет не в стране, он живет внутри языка, — тихо прошептал он слова выдающегося мыслителя Эмиля Чорана. — Родина — это язык и ничего больше.
Он не читал его труд «Признания и проклятия», но эту глубокую цитату слышал от меча Аркима. Тот вообще легко мог называться мечом-философом, потому что был очень хорошо образован, каким-то сверхъестественным образом получая в снах образы чьей-то чужой жизни. Явление было странным, но очень полезным. В долгих вечерних беседах с этим говорящим мечом, Таргус постигал чужую философию и проникался ею. Она была очень непохожа на римскую философию, которую он изучал в лицее и затем в институте. В иных мирах люди тоже думают, терзаются, страдают, делают какие-то свои, другие выводы и строят на этом свою, уникальную философию.
Но цитату Эмиля Чорана Таргус вспомнил не просто так.
Он решил: он возьмёт власть над Швецией.
И сделает со шведами нечто худшее, нежели обычный и уже порядком заезженный геноцид, который легко может не сработать.
Уничтожить народ очень сложно. Ты можешь попытаться убить всех его представителей, но это очень сложно и ненадёжно, ведь обязательно найдётся дыра в земле, где выжившие расплодятся и нанесут ответный удар. У Таргуса не было опыта подобных действий, нет, на самом деле был, только он опустошил целые миры, шесть штук за раз, но там была уникальная ситуация и решение принимал совсем не он…
Так или иначе, но опыта геноцида в «ручном режиме» у него не было и более того, он не собирался его устраивать. Это глупо и непродуктивно, к тому же, у него есть убеждения, некоторые из которых прямо противоречат практике уничтожения целых народов. Нет, если надо будет, он это сделает, с крымскими татарами он даже дал себе такое обещание, если они не смогут интегрироваться в его порядок ведения дел, но без крайней нужды в этом нет никакого смысла.
Он придумал кое-что похуже для всех скандов.
Романизация или смерть.
Только это будет не, как любят говорить американцы, «safe and softly» романизация, а кое-что в духе Старой Республики.
Одно время у Рима стало слишком много неосвоенных земель, граждан отчаянно не хватало, почувствовавшие слабину варвары начали восставать, поэтому Сенатом была принята реформа, нацеленная на решение данной проблемы.
Одолженные легионы, когда большая часть мужского населения, где-то 80 %, отправляется служить в учебных легионах и через десять-пятнадцать лет возвращается в родные края полностью романизированными и совершенно не чувствующими себя немытыми варварами — это лишь мягкий отголосок былой программы жёсткой романизации.
Называлась эта республиканская программа «Романо-трансформация», то есть полномасштабное преобразование безусловно варварского народа в цивилизованный римский народ. Да, они могут сильно отличаться от римлян расово, быть другого цвета, но культурно это будут настоящие римляне. На цвет кожи и разрез глаз в Риме всем уже давно плевать. Говоришь и думаешь на классической латыни, умеешь писать на ней, разделяешь республиканские ценности, поддерживаешь бесконечную экспансию и принесение света цивилизации отсталым народам — поздравляю, ты римлянин. Неважно, чёрный ты, белый, бирюзовый и серо-буро-малиновый.
Сам Таргус давно уже видел перед собой одну идеальную картину мира: на всей планете одно государство — славная Римская республика, все говорят и думают на одном языке, нет причин для разногласий, нет междоусобных войн, ресурсы распределяются равномерно, покоряются бесконечные параллельные миры, благоденствие, которое может длиться вечно. Величие и гордость.
Эта планета далека от такого. Но это не значит, что Таргус не может начать.
Скандов нужно уничтожить.
Но он сделает это по-другому.
— Человек живет не в стране, он живет внутри языка, — повторил он часть цитаты. — Я уничтожу их язык, заменю его на прекрасную латынь, вслед за языком умрёт скандская культура, они полностью забудут своё варварское прошлое лет через двести. Сканды исчезнут, но на их месте останутся римляне. Да, выглядеть они будут странновато, местами нелепо, но здесь некому сравнивать. Да, это определённо лучше и надёжнее тотального геноцида…
//Шведское королевство, окрестности Стокгольма, 24 мая 1742 года//
— Начинайте штурм, — приказал Таргус.
Забабахали мортиры, выстреливая дымовые бомбы.
Дымовые шашки — это сущая геморройная эпопея для химиков Промзоны, они в течение полугода страдали очень сильно, задыхались в испытательном цеху, дышали дерьмовыми запахами на полигонах и очень сильно жалели, что честь разработать средства для маскировки манёвров выпала именно им.
Состав дымовой смеси был на основе антрацена, получаемого из каменноугольной смолы, хлорида аммония, то есть нашатыря и бертолетовой соли, используемой при изготовлении хлоратитной взрывчатки.
Дым при горении шашки образуется непроглядно чёрный, аэрозольный, стойко держащийся на воздухе в безветренную погоду.
Зато страдания учёных-химиков были вознаграждены внеочередными щедрыми премиями, а также почётом и уважением от легионеров, которым эти дымовые завесы ещё не один раз спасут жизнь.
Дымовые снаряды врезались в окна королевского дворца, падали во дворе, проваливались через черепицу на чердак, в общем, создавали весьма хаотичную дымовую завесу, которая внесла сумятицу в ряды обороняющихся.