И пусть в последнем случае пока нет громких побед, зато колонка Америки поглотит всё внимание читателей.
//Северная Америка, Тринадцать колоний, провинция Нью-Йорк, 5 июня 1743 года//
Иоганн Готлиб Граун завербовался в легион семь лет назад. Ну как завербовался…
Это был обычный июльский денёк, тёплый и солнечный. Занятия закончились, поэтому он с двумя братьями отправился в Дрезден, чтобы выпить пива и повеселиться на ярмарке в честь дня рождения бургомистра.
К несчастью для него, графские вербовщики из соседней земли тоже решили наведаться на ярмарку, где, как оно обычно бывает, полно молодых и физически крепких парней, находящихся в состоянии подпития.
К полуночи Иоганн уже был мертвецки пьян, поэтому упустил момент, когда его перестали тащить братья и начали волочить куда-то какие-то другие люди.
Ослепительно яркое июльское утро безапелляционно разбудило его, он начал приходить в себя и постепенно осознал, что находится не в родительском доме, куда его обычно скидывают братья, а в некоей деревянной клетке, которую постоянно потряхивает.
Вокруг него были другие люди, парни примерно его возраста, точно так же недоумевающие насчёт своего местонахождения.
Уже к обеду того дня он сумел узнать, что теперь он рекрут Его Светлости Карла Фридриха I, герцога Гольштейн-Готторпского и прошлая жизнь бесповоротно закончилась, уступив место новой, полной истязаний, страха и муштры.
Дальше было несладко. В тренировочном лагере «Нёр» было поначалу страшно и тяжело, а затем просто тяжело.
Деканы и центурионы совершенно не говорили на немецком, раздавая команды на странной латыни, некий отдалённый аналог которой Иоганн слышал из уст городского священника на проповедях.
Но самое худшее было то, что ответа они требовали тоже на этой латыни, которой, к счастью, их начали учить.
Кто-то не успевал запоминать новые слова, их пороли плетьми. Кто-то проявлял норов — тоже плети. А кто-то пытался сбежать — плети.
Плетей в их жизни было много и даже сейчас, спустя семь лет службы, Иоганн время от времени «видится» с плетями.
Зато платят очень хорошо.
Настолько хорошо, что Иоганн сейчас содержит всю свою большую семью, состоящую из отца, матери и двоих братьев, которые не смогли отбить его у вербовщиков.
Центуриону второй когорты второго легиона платят очень высокое жалование, которое с лихвой превосходит совокупный доход всех его родичей.
Семья переехала в Шлезвиг, где отцу выдали землю, снабдили инструментом и дали налоговое послабление сроком на десять лет. Послабление это дают не каждому желающему, а только официально зарегистрированному как близкий родственник ветерана-легионера.
Деньги Иоганну сейчас не нужны, он при всём желании не сможет потратить их посреди дикой местности колоний, поэтому они передаются родным в Шлезвиге.
«Наверное, братья не могут нарадоваться, что не смогли набить морды тем ублюдкам…» — грустно усмехнулся своим мыслям Иоганн, прокалывая штыком очередного минитмена.
Убийство — это ужасно.
Поначалу.
Потом это превращается в неприятную работу.
А затем в повседневную рутину.
Сейчас они брали Нью-Йорк, который не особо-то и нужен стратегически, но является своеобразным символом победы английского оружия.
Примерно восемьдесят лет назад англичане силой оружия отняли этот город, называвшийся тогда Нью-Амстердамом, у голландцев. (1)
Вот и самих англичан постигла такая же участь.
Новая власть — новые порядки.
Город не был как-либо защищён, несколько наспех сооружённых редутов, за несколько минут артобстрела сметённых с лица земли, не в счёт.
Англичане ждали их, набились в город, рассчитывая дорого продавать каждый метр улиц, но эта методика не работает против закованных в пуленепробиваемую броню легионеров.
На самом деле, броня ещё какая пулепробиваемая: Иоганн лично видел личину бедолаги Геккеля, которому пуля попала прямо в лоб.
Это научило Иоганна тому, что броня удержит не всякую пулю, поэтому лучше не надеяться на неё как на господа, а подвергать испытанию только в крайнем случае, когда нет другого выхода.
Полыхнула вспышка затравочной полки где-то в переулке слева.
Иоганн поднял щит и пригнулся. Не помогло.
Пуля попала в набедренную бронепластину, срикошетив куда-то в небо.
Ногу болезненно отсушило, Иоганн, превозмогая ощущения, вскинул винтовку и произвёл выстрел навскидку. Возможно, что попал.
«Вот бы раздобыть револьверную винтовку…» — подумал он, пытаясь подняться.
— Ты как, идти можешь? — положил руку ему на плечо опцион Андерс Беккер.
— Нормально, продолжайте продвижение, — кивнул ему Граун и поднялся на обе ноги. — Артиллерия не отстаёт?
— Никак нет! — ответил опцион.
— Вот и отлично, — кивнул Иоганн и огляделся.
Вокруг ребята из его центурии. Капитан где-то позади, раздаёт оперативные приказы, спереди первая центурия первой когорты — самые злые и сильные ублюдки легиона.
Центурион вновь вернулся мыслями к револьверной винтовке.
Первая центурия первой когорты поголовно вооружена капсюльными револьверными винтовками, которые имеют скорострельность пять выстрелов в пять секунд, что невероятно быстро и чертовски помогает на близкой дистанции.
Капсюли также ускоряют перезарядку, если знать способ: рукастые умельцы модернизировали бумажные патроны, заранее закладывая в основание капсюли, что избавило стрелка от дополнительных манипуляций при перезарядке. Правда, модернизация патронов отличается высокой сложностью и требует особого хранения, но это малая цена за скорострельность. К тому же, в первой центурии состоит не кто попало, а настоящие профессионалы, которые на обращении с оружием собаку съели.
Иоганн уже давно здесь, в Северной Америке, поэтому отчётливо убедился, что местные им не противники.
Уровень военной подготовки минитменов годится только для противостояния таким же иррегулярным обалдуям, но против настоящего легиона они совершенно не годятся.
Рядом прожужжала пуля.
«Стреляют, правда, неплохо», — мимолётно подумал Иоганн, вскидывая капсюльную винтовку и разряжая её в силуэт в окне.
Оружие к ноге, зубами вскрыть донце бумажного патрона, порох в ствол, скомкать бумагу и вместе с пулей туда же. Утрамбовать шомполом, извлечь разбитый ударником капсюль, заменить новым. Взвести ударник — оружие готово к бою.
Жертва предыдущего выстрела свисает из окна, истекая кровью из простреленного горла. Попадание на миллион: даже лучше, чем в голову.
За эти семь лет службы Граун видел всякое. Даже несколько раз случалось, что пуля не пробивала череп противника и тот продолжал оказывать сопротивление. И это было удивительно, так как сам Иоганн имел несчастье получать заряд свинца в лицевую маску. Он четыре месяца провёл в госпитале, где его лечили от последствий контузии и переломов лицевых костей, из-за чего он лишился способности улыбаться. И после того попадания он точно не был способен продолжать бой. Тем ужаснее было видеть, как только что «убитый» тобою противник поднимается на ноги, голова его в крови, изо лба его торчит смятая пуля, а сам он вскидывает мушкет, чтобы забрать тебя с собой.
На самом деле, всё это было возможно вследствие испорченности пороха в патроне: иногда он выгорает не полностью и пуля получает недостаточно энергии, что и создаёт такие вот жуткие эпизоды, которые потом снятся всяким центурионам в кошмарах.
Иногда ему казалось, что кошмары — это всё, что осталось в его сознании. Кошмары и воспоминания из прошлого.
А ведь Иоганн раньше был известным музыкантом.
Он получил соответствующее образование в Лейпцигском университете, работал концертмейстером при дворе кронпринца Фридриха, который сейчас является королём Пруссии, а далее королевским капельмейстером. (2) Его жизнь и так неплохо состоялась и до легиона…
Не надо было возвращаться в Дрезден. Он бы так и занимался музыкой, возможно, достиг бы выдающихся результатов, остался в истории…