По опыту проживания в США 70-х годов, он быстро понял, чем чревато разрастание буржуазии: они на определённом этапе начинают лезть во власть и сильно мешать. Доказательством служили крестьянские артели, которым оказалось мало огромного по крестьянским меркам дохода.
За организацию крупных формирований с целью представления общих интересов полагался очень серьёзный штраф каждому участнику, для этого пришлось издать несколько новых законов, которые не понравились очень многим. Но формальных причин для серьёзных восстаний не было, поэтому они пока что только недовольно бухтели, в душе прекрасно понимая, что просто зажрались.
За рецидив и теневые картели уже назначался серьёзный тюремный срок и непомерный штраф.
Нарождающаяся буржуазия всегда готова бороться за свои права, они ведь считают, что свободные деньги на руках делают их больше людьми, нежели пролетарии, кои сейчас полностью консолидированы в «Промзоне» и Эгиде, а это не самые лучшие места, чтобы проявлять недовольство: условия жизни лучше, чем во всём остальном мире, во взаимоотношениях отсутствуют сословные разграничения, город растёт, проблема жилья не стоит, есть отличная работа, социалка – всё, что Таргус сделал для максимальной эффективности производства. Он никогда не был «эффективным менеджером», поэтому прекрасно знал, что движет рабочими и мастерами, чем виртуозно пользовался и добивался превосходных результатов. Даже если иностранным аналогам «Промзоны» дать все технологические раскладки и даже привезти адекватные станки, они никогда не добьются тех показателей, которые выдают рабочие и мастера Таргуса. В этом коренное отличие.
В городах курфюршества Шлезвиг вымерла практически вся имевшая место быть кустарная и мануфактурная промышленность, потому что «Промзона» удовлетворяет потребности и внутреннего рынка в том числе. Это привело к некоторой деурбанизации, когда городские жители, ещё недавно крестьяне, снова уходили в поля, посредством подачи заявки в аграрном комитете. Некоторые производства, которые пока не охватила «Промзона», всё ещё дышат, но их дальнейшая судьба незавидна: в конце концов, как логическое завершение индустриализации, сложится ситуация, когда «Промзона» будет производить абсолютно всё. Таргус с самого начала видел это, когда символически закладывал первый камень в её стену, он уже знал, что здесь будет в итоге.
Единый неживой организм пыхтел паром, трещал станками, гудел домнами, скрипел шестерёнками, изрыгая разнообразную серийную продукцию, которая затем распространялась по всей Европе. «Промзона» – это будущее его огромной и непобедимой империи.
//Курфюршество Шлезвиг, г. Эгида, дворец курфюрста, 30 октября 1740 года//
– Ваша Курфюршеская Светлость… – в кабинет Таргуса, где он сидел с Адольфом Фредриком и играл в шахматы, вошла Зозим. – Прибыла депеша из Санкт-Петербурга…
– Только не говори, что опять кто-то умер! – попросил Таргус.
Зозим замолкла.
– Ладно, говори! – разрешил Таргус.
– Императрица Всероссийская Анна Иоанновна скоропостижно скончалась, – сообщила Зозим.
– Любопытно… – без особого энтузиазма пробормотал Таргус, обдумывая следующий ход.
– И ещё, Ваша Курфюршеская Светлость, – продолжила Зозим. – Цесаревна Елизавета Петровна прислала личное письмо, собирается прибыть в Шлезвиг через несколько месяцев.
– Хорошо, – кивнул Таргус. – Это всё?
– Да, мой господин, – поклонилась Зозим.
– Хотелось бы узнать, чего это она надумала ехать в наши края… – Таргус сделал свой ход. – Ваш черёд, дядюшка.
Адольф Фредрик тщательно всё продумал и сделал свой ход.
– Вот так и проигрывают в шахматы… – Таргус сделал ход ферзём и поставил шах.