— Даю голову на отсечение, что ты переспала с Джино, — сказала мама своим обычным голосом.
Мне хотелось было ответить «да», сказать правду, но я боялась, что мама снова начнет бить меня, и страшилась я не столько боли, сколько того, что при свете ей будет удобнее бить меня по лицу. Я не хотела показываться на люди, а особенно Джино, с синяком под глазом.
— Нет… мы ничего не делали… во время прогулки сломалась машина, и поэтому мы задержались, — ответила я.
— А я тебе говорю, что ты спала с ним.
— Это неправда.
— Нет, правда… посмотри-ка на себя в зеркало… ты вся зеленая.
— Я просто устала… но я не спала с ним.
— Нет, спала.
— Нет, не спала.
Меня удивляло и смутно беспокоило, что в ее настойчивости не чувствовалось настоящего негодования, а, скорее, сильное и пристрастное любопытство. Иначе говоря, мама хотела знать, отдалась я Джино или нет, ей требовалось просто узнать об этом из каких-то своих соображений, а не для того, чтобы бить или ругать меня. Но отступать было поздно, и, хотя я уже знала, что теперь она не станет меня бить, я продолжала упорно отрицать все.
Потом мама вдруг подошла ко мне и схватила меня за руку. Я собралась было опять защищаться, но она сказала:
— Не бойся, я тебя не трону… пойдем… пойдем со мной.
Я не понимала, куда она собирается вести меня, однако, напуганная всем происшедшим, молча подчинилась. Не отпуская моей руки, мама вывела меня из квартиры, заставила спуститься по лестнице и вышла со мною на улицу. На улице в этот час не было ни души. И тут я заметила, что мама держит путь прямо к красному фонарю дежурной аптеки, где помещался пункт первой медицинской помощи. У входа в аптеку я в последний раз воспротивилась, упираясь ногами в землю, но мама с силой толкнула меня, так что, влетев в аптеку, я чуть не упала на колени. В комнате находились только аптекарь и молодой врач. Мама обратилась к нему:
— Это моя дочь, осмотрите ее.
Врач провел нас в заднюю комнату, где стояла кушетка, на которой больным оказывали первую помощь, и спросил:
— Сначала скажи, что с ней случилось… почему я должен ее осматривать?
— Эта мерзавка переспала со своим женихом, а теперь все отрицает, — закричала мама, — я хочу, чтобы вы осмотрели ее и сказали правду.
Врач, которого все это начало забавлять, улыбался и подкручивал усы.
— Но вам нужна экспертиза, а не просто врачебный осмотр, — сказал он.
— Называйте это как вам угодно, — опять закричала мама, — но я хочу, чтобы вы ее осмотрели… разве вы не врач?.. Разве вы не обязаны осматривать людей, когда вас об этом просят?
— Спокойно… спокойно, — проговорил врач, — скажи, как тебя зовут?
— Адриана, — ответила я.
Мне было ужасно стыдно. Скандальный характер мамы, так же как и мой кроткий нрав, были известны всему кварталу.
— Ну, если даже она и поступила так, — сказал врач, который, очевидно, понимал мое смущение и пытался избежать осмотра, — что же в том плохого? Они поженятся, и все кончится благополучно.
— Это уж не ваше дело!
— Спокойно, спокойно, — мягко повторил он. Потом, обращаясь ко мне, сказал: — Как видишь, твоя мать хочет, чтобы я осмотрел тебя… раздевайся… через минуту ты сможешь уйти.
Набравшись смелости, я сказала:
— Да, я отдалась Джино… пойдем домой, мама.
— Нет-нет, дорогая, — сказала она тоном, не допускающим возражений, — ты должна показаться врачу.
Я разделась и покорно вытянулась на кушетке. Врач осмотрел меня и заявил маме:
— Ты была права… Так оно и есть… Теперь ты удовлетворена?
— Сколько? — спросила мама, вынимая кошелек.
Я тем временем поднялась с кушетки и одевалась. Врач отказался от денег и спросил меня:
— Ты любишь своего жениха?
— Конечно, — ответила я.
— А когда вы поженитесь?
— Никогда он на ней не женится! — закричала мама.
Но я спокойно ответила:
— Скоро… как только накопим денег.
Наверное, в моих глазах было столько наивной веры, что врач сердечно рассмеялся, потрепал меня легонько по щеке и выпроводил нас.