В основе оппозиционного движения италиков лежали экономические интересы (Арр. В. С., V, 27). В этом отношении мы согласны с теми исследователями, которые видят в событиях Перузинской войны не только намечавшееся политическое противостояние Октавиана и Антония, но и реакцию италийского населения на аграрную политику триумвиров{695}. Перузинская война не была проявлением сенатской оппозиции, как считают некоторые{696}, тем более выражением общего протеста{697}, борьбой за восстановление республиканских традиций{698}. Мы определили бы ее как проявление «левой» оппозиции триумвирам, направленной не против триумвирата как формы власти, а против крайностей социально-экономической политики, осуществляемой Октавианом от имени всех триумвиров. На это указывают события, ставшие эпилогом Перузинской войны: один из ее участников — претор 42 г. Тиберий Клавдий Нерон — даже после поражения Луция Антония продолжил борьбу. По данным Веллея Патеркула, он привлекал сторонников обещанием оказать «покровительство всем, кто потерял землю» (Vell., II, 75, 1). Замечательно то, что, по сведениям Светония, Клавдий Нерон пытался призвать к борьбе даже рабов, обещая им свободу (Suet. Tib., 4, 2). Это сообщение Светония очень важно. Известно, что рабов привлекали к участию в политических событиях в случаях наибольшей опасности для государства. Обращение Клавдия Нерона к рабам обнаруживает «социально-политический нерв» этого движения.
В провинциях оппозиция триумвирам была разгромлена в битве при Филиппах осенью 42 г. (Тас. Ann., I, 2, 1; Dio Cass., XLVII, 49). В результате этого сражения у республиканских органов власти не осталось реальной возможности противостоять той силе, которой располагали Октавиан, Антоний, Лепид и их сторонники. Как писал Веллей Патеркул, «государство… замерло от ужаса: у всех — негодование и печаль, силы к сопротивлению ни у кого не было — torpebat… ciuitas; indignatio et dolor omnibus, uis ad resis-tendum nulli aderat» (Vell., II, 61, 1).
Империй триумвиров объединил Италию и почти все римские провинции в некое территориально-державное единство. За границами этого единства оставались лишь Сицилия, Сардиния и Корсика, подчиненные Сексту Помпею. Аппиан называл Секста Помпея последним «партийным» участником войны (Арр. В. С., V, 1). Современники были твердо уверены, что некоторые проскрибированные бежали к нему. Веллей Патеркул писал по этому поводу: «Обездоленным подходил любой предводитель, ведь судьба не предоставила выбора, но указала убежище — quippe nullum haben-tibus statum quilibet dux erat idoneus, cum fort una non electionem daret, perfugium ostenderet» (Vell., II, 72, 5). Сицилия, Сардиния и Корсика представляли своего рода анклав, объединивший недовольную политикой триумвиров и консервативно настроенную часть римско-италийского населения. Античная традиция обращает внимание и на экономическую (продовольственная блокада Италии — Арр. В. С., V, 15; 18), и на социально-политическую составляющую (проскрипции, военные колонии, последствия Перузинской войны — Арр. В. С., V, 24) этого недовольства. Триумвиры не могли допустить подобной нелояльности. Война с Секстом Помпеем стала в истории II триумвирата последним этапом борьбы с оппозицией (Liv. Per., 127129; Suet. Aug., 16, 13; Арр. В. С., V, 25; 93—122). Победа, одержанная Октавианом над Секстом Помпеем в 36 г., имела чрезвычайное значение: Рим, Италия и римские провинции оказались объединены единым империем триумвиров. Это было важным моментом в трансформации Римской республики в территориально-державную монархию.
Важную часть социальной программы триумвиров составляла политика колонизации и организации ветеранских поселений (Арр. В. С., V, 15). Осуществление этой политики позволяло решить несколько задач как тактического, так и стратегического характера. Во-первых, широко декларированные земельные раздачи позволили триумвирам на самых первых порах сконцентрировать военные силы для борьбы с политической оппозицией. Не случайно решение о выводе ветеранских колоний было принято на бононском совещании и тогда же объявлено войскам (Арр. В. С., IV, 3). Во-вторых, право наделения землей рассматривалось как возможность создания военной клиентелы, следовательно, широкой социальной опоры для укрепления политического влияния. В-третьих, колонизация Италии, судя по ее масштабам, должна была поставить муниципальное гражданское население под тотальный контроль триумвиров.