«Удивительно, но огромная часть информации, которую содержат труды Архимеда, посвященные разным наукам, — пишет Хит, — относится к его собственным открытиям. Хотя круг предметов, которые он изучал, поистине всеобъемлющ и включает в себя геометрию (планиметрию и тригонометрию), арифметику, механику, гидростатику и астрономию, он не был ни компилятором, ни автором учебников… Он всегда пишет о чем-то неизведанном, всегда добавляет в копилку знаний нечто новое, и его неподдельная оригинальность поражает всех тех, кто читает его свежим взглядом, без тех сведений, которые сообщаются обычно в предисловиях, предпосланных большинству его работ… В некоторых науках у Архимеда не было предшественников, например, в гидростатике, которую он сам и придумал; а также в механике (в ее математическом аппарате)»[12]. Аристотелеву «Историю животных» высоко оценивают историки биологии. Они говорят о «большом числе [его] личных наблюдений», «высокой точности» и «тщательности исследований», как, например, в описании системы кровообращения или в наблюдениях за развитием эмбриона цыпленка.[13] «Наиболее интересными, вероятно, являются те части его книги, в которых он говорит о рыбах, об их разнообразии, структуре, странствиях и питании. Мы можем прочитать у него о рыбах, которые были заново открыты совсем недавно, о структурах, вновь обнаруженных в последнее время, об обычаях, ставших известными лишь сейчас».
Впрочем, о достижениях эллинской философии и науки читатель, наверняка, имеет довольно четкое представление.
Но, прежде чем завершить этот краткий обзор периода, после которого я перейду к основной теме своей книги, я хотел бы сказать несколько слов о тенденции, господствующей, в основном, среди немецких учёных, которые утверждают, что почти весь прогресс естествознания, достигнутый до начала Нового времени, был сделан Аристотелем и учёными эллинистической эпохи. Вклад египтян и жителей Вавилонии сводится к минимуму, а научные труды Римской империи, дошедшие до нас в гораздо большем объеме, чем труды эпохи эллинизма, считаются неудачными копиями творений великих авторов, которые не пощадило время. Например, книги Посидония, которому немецкие учёные в своих диссертациях любили приписывать и то, и это, а также все теории более поздних авторов.
Однако, утверждения о том, что все открытия были сделаны в течение одного периода, противоречат закону о постепенном и мучительном обретении научного знания и совершенствования научного метода исследований. Мы уже говорили об этом, описывая Золотой век науки в Древнем Египте, после которого в эпоху Среднего и Нового царств начался спад, и утверждали, что ни египтяне, ни вавилоняне до греков не сделали никаких крупных научных открытий. Однако, из этого вовсе не следует, что наука в этих районах совсем не развивалась. Как писал профессор Карпинский: «Отрицать, что Вавилон, Египет и Греция внесли свой вклад в развитие науки и научную мысль — значит отрицать свидетельства древних, подкрепленные находками современных ученых. Попытки приписать грекам влияние на науку Египта, позднего Вавилона и Индии, а также арабов, не прибавляет славы Греции. Как могли вавилоняне, жившие в золотой век Греции или индусы, чуть позже, превзойти достижения греков в астрологии? Это могло произойти только в том случае, если их астрономия достигла высокого уровня, который позволил им правильно оценить объем работы, которую надо было проделать… Признание того, что греческая астрономия непосредственным образом повлияла на астрономические теории Индии свидетельствует о том, что наука в Индии достигла такого же уровня, что и астрономия в Греции. Без серьезных возражений можно утверждать, что фундаментальная часть науки в Вавилоне, Египте и Индии, которая, по нашему мнению, развивалась под влиянием греческой, была, на самом деле, собственной наукой [этих стран]».
13
Эта цитата была взята из примечания профессора Д’Арси В. Томпсона к его переводу «Истории животных», в книге III, 3. Это примечание помогает понять все недостатки и достоинства труда Аристотеля в том виде, в каком он до нас дошел, и я хочу привести его здесь полностью: «Характеристика сосудистой системы, приведенная Аристотелем, примечательна своим обилием подробностей, а также исключительной точностью в описании одних деталей и крайней неточностью — других. Порой оно так близко к истине, что свидетельствует о тщательном исследовании, но в других местах так сильно от неё удаляется, что можно предположить, что некоторые факты были им наполовину забыты, или что результаты наблюдений противоречили устоявшимся взглядам. Рассказы о том, что сосуды левой руки оказывают влияние на печень, а сосуды правой — на селезенку… служат примером дошедших до наших времен суеверий и мистических взглядов. Вполне возможно, что вера в существование трех камер сердца точно также связана с традицией или с мистическими взглядами, как и вера Платона в три телесных сущности».