У Плиния мы также замечаем конфликт между наукой и религией. В единственной главе, посвященной Богу, он много пишет против язычества и политеизма; отцы церкви позже повторили его высказывания, приведя по этому поводу гораздо больше аргументов. Но его доводы вряд ли удовлетворили бы христианина. Плиний утверждает, что «именно божественное начало в человеке заставляет его помогать другим людям, и это путь к вечной славе», но Плиний использует это благородное чувство, чтобы оправдать обожествление императоров, которые так много сделали для человечества. Плиний сомневается, что Бога интересуют дела человеческие; если бы это было так, то Бог был бы вечно занят, стараясь наказать по заслугам всех преступников; кроме того, он указывает, что есть вещи, которые Бог сделать не в состоянии. Он не может, подобно человеку, совершить самоубийство, не может изменить события, которые уже произошли, или сделать так, чтобы дважды десять не было равно двадцати. Из этого Плиний делает такое заключение: «В этом определенно проявляется власть природы, и именно это мы и называем Богом». Во многих других отрывках он восхваляет доброту природы и ее способность предвидеть. Он верит в то, что душа не может существовать без тела, и что после смерти в теле не остается никаких чувств или души, как это и было до рождения. Надежду на личное бессмертие он с презрением называет «ребяческим бредом», порождаемым страхом смерти; еще меньше он верит в возможность возрождения тела. Он согласен признавать лишь законы природы, механические силы и факты, поддающиеся научному объяснению. Только это было способно удовлетворить его мощный интеллект. Тем не менее, позже мы увидим, что он испытывал огромные трудности, когда ему приходилось объяснять, чем наука отличается от магии, кроме того, он верил во многие вещи в науке, которые кажутся нам такими же суевериями, как и языческие верования в богов, которые он отвергал. Но, если кто-то из читателей склонен преуменьшать из-за этого интеллект Плиния, пусть он задумается о том, что Плиний высмеял бы многих современных ученых за их религиозные верования, спиритуализм и психологические теории.
Необходимо, однако, оценить подготовку Плиния к научному труду, чтобы понять, насколько точной является его работа. Сам он, по-видимому, не получил необходимого обучения в области естественных наук и не имел в этом деле никакого опыта. Он пишет не как натуралист, который проводил тщательные и обширные наблюдения за явлениями природы, а как всеядный читатель, делавший многочисленные выписки из прочитанного. Таким образом, он обязан своими знаниями, в основном, книгам или слухам, хотя время от времени употребляет слова «Я знаю», вместо выражения «Говорят, что», или приводит результаты своих наблюдений и экспериментов. В целом, он неученый, а всего лишь историк науки или природы; поэтому название его книги «Естественная история» очень точно отражает ее суть. Однако возникает вопрос — получил ли он необходимое научное образование, чтобы правильно оценить сделанное учеными прошлого? Читал ли он самых лучших авторов, отмечал ли он самые ценные отрывки из их произведений, понимал ли их значение? А, может, он приводил неверные теории и опускал более правильные объяснения некоторых александрийских ученых? На эти вопросы трудно дать ответ. К чести Плиния стоит сказать, что он редко обращался к малопонятным научным теориям и описывал, в основном, простые вещества и географические объекты, то есть то, в чем был совершенно уверен. Специалистов-ученых в ту пору было очень мало, и наука находилась на ранней стадии развития и не была еще столь разветвленной, так что одному человеку было вполне под силу охватить всю область ее исследований и отдать ей должное. Плиний-младший, вероятно, был пристрастным судьей, но он охарактеризовал «Естественную историю» как «работу, замечательную обширностью своих сведений и эрудицией и не менее разнообразную, чем сама природа».