(5) Говорят, что Дионисий как-то сказал Авидию Гелиодору, ведавшему императорской перепиской: «Цезарь может одарить тебя деньгами и почетом, но оратором сделать тебя не может».
(6) Фаворин, намереваясь выступить перед императором в суде по делу об освобождении от податей, которого он добивался для своей родины, почувствовал, что проиграет дело и подвергнется унижению, поэтому он просто явился в судебное присутствие и ограничился только таким заявлением: «Мой учитель, явившись мне во сне этой ночью, повелел мне исполнить долг перед родиной, так как я рожден для нее».
4(1) Впрочем, Адриан, несмотря на свое неудовольствие, не тронул этих людей, так и не найдя благопристойного предлога, чтобы от них избавиться. А вот архитектора Аполлодора, который построил различные сооружения Траяна в Риме — Форум, Одеон и гимнасий, он сначала отправил в изгнание, а потом предал смерти — (2) формально за какой-то проступок, но на самом деле за то, что, когда Траян советовался с ним по поводу каких-то построек и Адриан не к месту вставил свое замечание, Аполлодор сказал ему: «Ступай отсюда и рисуй свои тыквы: ты ведь ничего в этом не смыслишь» (а как раз в это время Адриан весьма кичился такого рода своими рисунками).(3) Став императором, он проявил злопамятство и не простил ему дерзких слов. Дело еще и в том, что он послал Аполлодору свой проект храма Венеры и Ромы, чтобы показать, что величественная постройка может появиться и без его помощи, и спросил при этом, хорош ли его замысел.(4) В своем ответе архитектор по поводу храма указал, что его надлежит построить на высоком основании и удалить из-под него землю, с тем чтобы он благодаря своей высоте лучше смотрелся на Священной дороге, а также разместить в его подвалах механизмы, которые были бы незаметны и могли бы, пока их никто не видит, перемещаться в театр. Относительно же статуй он заметил, что они сделаны слишком высокими по отношению к высоте храмового святилища.(5) «Ведь если богиням, — сказал он, — захочется встать с места и выйти, у них этого не получится». После того как он с такой прямотой написал Адриану, того одновременно охватили и злость на Аполлодора, и досада на то, что он сам допустил такую непоправимую ошибку, и, не совладав ни с гневом, ни с огорчением, он предал смерти этого мужа.(6) Таков уж он был по своему характеру, что завидовал не только живым, но и мертвым; во всяком случае, он ниспроверг Гомера и ввел вместо него Антимаха, которого многие прежде не знали даже по имени.
5(1) Вызывали порицание и такие его черты, как дотошность, чрезмерная утонченность и любознательность. Он, впрочем, старался уравновесить и сгладить эти свои недостатки усердным исполнением своих обязанностей, предусмотрительностью, щедростью и благоразумием; к тому же он не затевал новых войн, а те, что шли, прекратил; денег ни у кого он не отнимал беззаконно, а, напротив, жаловал их многим — и общинам, и частным лицам, и сенаторам, и всадникам.(2) Действительно, он даже не ждал, пока его попросят, но всегда действовал в точном соответствии с нуждами каждого. В войсках он тщательнейшим образом поддерживал дисциплину, и они, сохраняя силу, не проявляли ни распущенности, ни наглости; союзным и податным городам он оказывал самую щедрую помощь.(3) Многие из них он посетил — больше, чем любой другой император, — и позаботился, можно сказать, обо всех, обеспечив одним проведение воды и устройство гаваней, другим — хлеб и осуществление общественных работ, третьим предоставив деньги и различные почести, кому-то большие, кому-то меньшие.
6(1) В управлении народом римским он прибегал больше к строгости, нежели к заискиванию. Однажды во время гладиаторских игр, когда толпа стала горячо требовать чего-то, он не только не выполнил этой просьбы, но и приказал глашатаю провозгласить Домицианов призыв «Молчать!».(2) Однако слово даже не было произнесено: глашатай лишь поднял руку и одним только этим жестом успокоил зрителей, как это обычно и делают глашатаи (ибо толпу никогда нельзя заставить замолчать призывом); и после этого, когда собравшиеся замолчали, он сказал: «Этого-то он и хотел». И Адриан нисколько не разгневался на глашатая, но даже наградил его за то, что тот так и не провозгласил неприятного приказания.(3) Он терпимо относился к такого рода вещам и не сердился, если кто-то, даже из числа случайных людей, неожиданно приходил ему на помощь. Так, когда однажды к нему во время прогулки обратилась с каким-то прошением женщина, он сначала сказал ей, что ему некогда, но потом, когда она воскликнула: «Тогда не будь императором!», он обернулся и выслушал ее.