(4) И некоторые из них даже сами наносили себе раны, надеясь собственной кровью загасить пламя, другие перебегали на сторону римлян, у которых только и была спасительная вода; и даже у самого Марка они вызывали чувство сострадания. После этой битвы воины провозгласили его императором в седьмой раз;(5) и хотя не в его правилах было принимать подобного рода почесть до того, как сенат издаст соответствующее постановление, тем не менее на сей раз он ее принял, восприняв ее как дар божества, и направил послание сенату.
Более того, Фаустина получила титул «Мать лагерей».
22(1) Когда Пертинакс за свои доблестные деяния получил консульское звание, были, однако, и те, кто выражал свое неудовольствие, потому что он был человеком темного происхождения, и приводили такой стих из трагедии: «Вот чем проклятая война чревата», не ведая, что и он станет императором.
15(1) Когда от маркоманов прибыло посольство, Марк, приняв во внимание, что они, хотя и с трудом и неохотно, выполнили все наложенные на них обязательства, вернул им половину их пограничной области, так что они могли теперь селиться на расстоянии около тридцати восьми стадиев от Истра, а также установил места и дни для торговли (прежде они не были определены) и произвел обмен заложниками.
16(1) Язиги были разбиты и пришли просить о мире, причем сам Зантик умолял об этом Антонина. Дело в том, что ранее другого своего царя, Банадаспа, они заключили в оковы за то, что он пытался вступить с ним в переговоры; но теперь все первые мужи явились вместе с Зантиком и согласились на такой же договор, какой был заключен с квадами и маркоманами, за исключением того, что им надлежало поселиться вдвое дальше от Истра по сравнению с теми племенами. Император и в самом деле хотел их полностью истребить.(2) Что они еще и тогда были сильны и причинили римлянам великие бедствия, это хорошо видно как из того, что они возвратили сто тысяч пленных, которые всё еще оставались у них в руках и после того, как многие были проданы, умерли или бежали, так и из того, что они незамедлительно предоставили в качестве вспомогательного войска восемь тысяч всадников, из которых Марк пять тысяч пятьсот отправил в Британию.
17(1) Мятеж Кассия в Сирии вынудил Марка Антонина вопреки его воле заключить соглашение с язигами. Действительно, он был настолько поражен этим известием, что даже не доложил сенату, как он обычно делал в других случаях, об условиях, на которых он с ними договорился.
22(2) Когда Кассий поднял мятеж в Сирии, Марк в великой тревоге вызвал из Рима своего сына Коммода, которому уже пора было облачиться в тогу взрослого. Кассий по происхождению был сирийцем из Кирра и проявил себя превосходнейшим мужем, таким, какого всякий желал бы иметь императором, если бы только он не был сыном того самого Гелиодора, который достиг начальствования над Египтом благодаря своему ораторскому искусству.(3) Кассий, однако, допустил ужасную ошибку, введенный в заблуждение Фаустиной (она была дочерью Антонина Пия), которая, решив, что ее пораженный болезнью муж вот-вот умрет, испугалась, что власть перейдет к кому-нибудь другому, поскольку Коммод был и слишком юн, и простодушен, и что ей придется стать частным лицом, и поэтому втайне уговорила Кассия приготовиться к тому, чтобы, если что-то случится с Антонином, и ее взять в жены, и императорскую власть приобрести. 23(1) Итак, пока он обдумывал, что предпринять, ему пришло известие, что Марк скончался (в подобных обстоятельствах положение дел всегда представляется хуже, чем оно есть на самом деле), и он сразу же, не дожидаясь подтверждения этой вести, заявил о своем притязании на власть на том основании, что он будто бы уже был избран воинами, которые находились тогда в Паннонии.(2) И несмотря на то, что ему вскоре стала известна вся правда, он тем не менее, раз уж ринулся вперед, не свернул с пути, но в короткое время овладел всей областью к югу от Тавра и стал готовиться к тому, чтобы добиться власти вооруженным путем.
(3) Марк, узнав о его восстании от наместника Каппадокии Вера, до времени скрывал это известие; но, так как воины были сильно возбуждены слухами и без конца их обсуждали, он собрал их вместе и произнес речь следующего содержания.
24(1) «Не для того пришел я к вам, соратники, чтобы выразить свое негодование, но чтобы оплакать свою судьбу. К чему гневаться на божество, которому всё подвластно? Но тем, кто вопреки справедливости терпит несчастье, пожалуй, нельзя не печалиться; и я нынче нахожусь именно в таком положении. Разве не ужасно, что на нас обрушивается война за войной? Разве не чудовищно, что мы оказываемся втянутыми еще и в междоусобную брань?(2) Но разве оба эти бедствия по своему ужасу и чудовищности не превосходит такое зло, как отсутствие в людях верности, то, что заговор против меня составлен любимейшим моим другом и я против воли оказался вовлечен в борьбу, не допустив ни беззакония, ни ошибки? Какая доблесть, какая дружба еще будет считаться надежной после того, как мне пришлось это испытать? Разве не погублена верность, не погублена добрая надежда?(3) Если бы опасность грозила только мне одному, я не придал бы этому никакого значения (ведь очевидно, что я не рожден бессмертным), но, поскольку налицо государственная измена, или, скорее, открытый мятеж, и война в равной степени касается нас всех, я бы хотел, будь это возможно, вызвать сюда Кассия и спор между нами передать для суда вам или сенату;(4) и я с радостью уступил бы ему верховную власть без борьбы, если бы было решено, что это послужит на благо государства. Ибо только ради государства я продолжаю переносить тяготы и опасности, лишь ради него столько времени провел я в этих краях за пределами Италии, несмотря на свои уже преклонные лета и нездоровье, которые не позволяют мне ни пищу принимать без страдания, ни спать без мучений.