CXXV. Государство сразу же было вознаграждено за свои молитвы и проницательность. Вскоре нам стало ясно, что мы претерпели бы, не добившись Тиберия, и чего мы достигли, его добившись. Ведь войско, действовавшее в Германии и находившееся под непосредственным командованием Германика, и одновременно легионы, находившиеся в Иллирике, будучи охвачены каким-то бешенством и ненасытной страстью к беспорядкам, потребовали себе нового военачальника, новый устав, новое управление. (2) Они даже осмелились утверждать, что дадут сенату, принцепсу законы, и сами попытались установить себе размер жалования, сроки службы. Прибегли к оружию. Обнажили мечи. И безнаказанность едва не привела к крайним степеням насилия, и недоставало того, кто повел бы против государства, но не тех, кто бы за ним последовал [358]. (3) Однако зрелый опыт военачальника в короткое время все это успокоил и ликвидировал, многое обуздав, кое-что обещав, не теряя своего достоинства, сурово покарав главных виновников, остальным вынеся мягкое порицание. (4) В то время как Германик в большинстве случаев прибег к прощению, Друз, посланный отцом на такой же пожар военной смуты, вздымавшейся огромным пламенем, прибег к древней, старинной суровости. Конец ситуации, опасной для него и гибельной как самим фактом, так и примером, он положил мечами тех же воинов, которыми был осажден. (5) Исключительную помощь в этом ему оказал Юний Блез [359], человек, не знаю, более ли полезный в войну или ценный в мирное время. Несколько лет спустя, являясь проконсулом в Африке, он был провозглашен императором и заслужил триумф. Что касается Испании [360] и войск, находящихся там под командованием имевшего верховную власть [М. Лепида [361], о чьих] доблестях и знаменитых кампаниях в Иллирике мы говорили раньше, то он их содержал в полном мире и спокойствии, поскольку обладал в избытке разумной справедливостью решений и авторитетом для их осуществления. В приморской части Иллирика его старательности и надежности во всем следовал Долабелла, человек благороднейшей простоты.
CXXVI. Нуждаются ли в подробном изложении события этих шестнадцати лет, прошедшие у всех на глазах и запечатлевшиеся в памяти? Цезарь обожествил отца не своей властью, а из чувства благоговения, не провозгласил, а сделал богом [362]. (2) На форум призвано доверие, с форума удален мятеж, с Марсова поля - домогательства [363], из курии - раздоры, и возвращены государству одряхлевшие от долгого бездействия и погребенные правосудие, справедливость, энергия; к магистратам пришел авторитет, к сенату - величие, к судьям - вескость [364]; подавлен театральный мятеж [365]; всем внушено желание или вменено в обязанность поступать правильно: (3) все правое окружено почетом, а дурное наказывается; низший чтит обладающего властью, ко не боится, могущественный идет впереди низшего, но не презирает его. Когда цены на хлеб были умереннее? [366] Когда мир был отраднее? Распространившись до восточных и западных пределов, достигнув самого, севера и юга, Августов мир сохранил самые отдаленные уголки всего мира свободными от разбоя. (4) Великодушие принцепса защитило от непредвиденных потерь не только граждан, но в равной степени города. Восстановлены города Азии [367], провинции освобождены от злоупотреблений магистратов [368]; достойным обеспечен заслуженный почет, злодеям - наказание, хоть и запоздавшее; личное благоволение одолено справедливостью, домогательства - доблестью; ведь наилучший принцепс своими поступками побуждает своих граждан действовать правильно, и если он велик в своей власти, то еще более велик своим примером.
CXXVII. Редко выдающиеся мужи для управления тем, что дала им судьба, не пользовались услугами великих помощников, - как оба Сципиона - двумя Лелиями, во всем сравняв их с собой, как божественный Август - М. Агриппой, а после него для того же Статилием Тавром [369], - которым происхождение от новых людей нисколько не помешало неоднократно быть консулами, добиваться триумфов и многочисленных жреческих должностей. (2) И в самом деле, великие дела нуждаются в великих помощниках (да и для малых дел ощущается их недостаток), и важно для государства, чтобы те, чье использование необходимо, выделялись достоинством и польза подкреплялась бы авторитетом. (3) Следуя этим примерам, Тиб. Цезарь имел и имеет исключительного помощника в несении бремени принципата - Элия Сеяна, отец которого был принцепсом всаднического сословия [370], а мать принадлежала к семьям славного и древнего происхождения, отмеченным почетными отличиями [371]; его братья, родные и двоюродные, а также дядя были консулами, сам же он показал себя очень деятельным и преданным. Его физическая крепость соответствует силе духа. (4) Человек старинной суровости, жизнерадостной веселости, активности, внешне подобной праздности, ничего для себя не добивающийся и в силу этого получающий все, ценящий себя меньше, чем его ценят другие, внешностью и жизнью безмятежный, но неусыпный разумом [372].
CXXVIII. Давно уже в оценке достоинств этого человека мнение сограждан состязается с мнением принцепса. Для сената и римского народа не ново считать наиболее достойное самым знатным. Ведь и те, кто впервые, еще до Пунической войны (триста лет назад), подняли до высшей власти нового человека Тиб. Корункания и наряду со всеми другими почестями наделили его великим понтификатом [373], (2) и те, кто возвеличили консулатом, цензурой, триумфами Сп. Карвилия, рожденного во всадническом сословии [374], а вскоре после него М. Катона, нового поселенца и даже выходца из Тускула, и Муммия Ахейского, (3) и те, кто вплоть до его шестого консульства считали бесспорным принцепсом римского народа Г. Мария, безвестного по происхождению, и те, которые столько воздали М. Туллию, что почти с их одобрения он достиг первенства, которого жаждал, и те, которые не отказали Азинию Поллиону ни в чем из того, что с великими усилиями добывается наизнатнейшими людьми, - все они прекрасно знали: чей дух более доблестен, тому и больше воздается. (4) Подобный пример, достойный подражания, естественно привел Цезаря к мысли проверить Сеяна и возложить на него помощь в несении бремени принцепса; и он убедил сенат и римский народ с готовностью доверить свою безопасность человеку, на деле доказавшему, что лучше всех подходит для этого.
CXXIX. Предложив как бы общую [картину] [375] принципата Тиберия Цезаря, рассмотрим подробности. С каким благоразумием он вызвал в Рим Раскупола, погубителя своего племянника Котиса, с которым он делил ту же власть [376]. В осуществлении этой операции исключительно важной была помощь консуляра Помпония Флакка [377], рожденного для всего, что должно быть выполнено надежно, и благодаря своей непритязательной доблести всегда заслуживающего славу, но к ней не стремящегося. (2) С какой основательностью Цезарь провел дело [Друза Либона] - как сенатор и судья, а не как принцепс [и правитель], проявив скорее пунктуальность, чем суровость [378]. С какой быстротой неблагодарного, замышлявшего переворот… подавил! Какие уроки он преподал своему Германику и, дав ему военную выучку во время совместной службы, принял покорителем Германии! Какими почестями он воодушевил юношу во время триумфа, величие которого соответствовало великолепию совершенных им дел. (3) Сколько раз он удостоил народ публичных раздач! С какой охотой (если на то была воля сената) он восполнял у сенаторов ценз, чтобы не возобладала роскошь и честная бедность не пострадала из-за лишения сенаторского достоинства [379]! С каким почетом он отправил своего Германика в заморские провинции [380]! Какими энергичными мерами, какой целебной силой своих решений он, имея помощником и исполнителем своего сына Друза, заставил уйти Маробода, цеплявшегося за рубежи захваченного им царства, - не в обиду его достоинству будь сказано, - словно змея, затаившаяся в земле! Как достойно и в то же время надежно он содержал Маробода [381]! Какую тяжелую войну в Галлиях, развязанную их первым человеком Сакровиром и Юлием Флором, он подавил с такой удивительной быстротой и доблестью, что римский народ раньше узнал о победе, чем о войне: вестник победы прибыл раньше, чем вестники опасности! (4) Равным образом африканская война, внушавшая не меньший ужас и постоянно расширявшаяся, благодаря его ауспициям и рекомендациям была вскоре похоронена [382].
CXXX. А какие сооружения он воздвиг от своего имени и от имени своих близких! С какой благочестивой, выходящей за пределы человеческой возможности щедростью он возвел храм своему отцу [383]! С каким пылом великодушия он восстановил уничтоженные огнем здания Гн. Помпея! Он считал необходимым взять под свою защиту все, что когда-либо выделялось славой, как бы родственное себе. (2) Какое душевное благородство он проявил в других случаях, как недавно во время пожара на горе Целии [384], возместив ущерб людям всех сословий из собственного имущества! При каком спокойствии людей он осуществил набор войска, предмет постоянного и чрезвычайного страха, без смятения среди набранных! (3) И если дозволит природа и разрешит человеческая посредственность, я осмелюсь вознести вместе с богами жалобу: чем он заслужил, что против него имел преступные планы сначала Друз Либон [385]? Затем [выступившие против него] Силий [386] и Пизон [387], одному из которых он предоставил высшие почести, а другому их приумножил? Чтобы перейти к большему, хотя и это он считал величайшим, - за что он потерял сыновей юношами [388]? За что потерял внука от своего Друза? (4) До сих пор мы говорили о горестном. Теперь надлежит перейти к постыдному! Какие страдания М. Виниций, терзали его душу на протяжении этих трех лет! Каким долго скрываемым и от того еще более жестоким пламенем сжигало ему грудь, когда по вине невестки, когда по вине внука он вынужден был страдать, негодовать, краснеть [389]? К несчастьям этого времени добавилась потеря матери, женщины достойнейшей и во всем более подобной богам, чем людям [390], власть которой никто не чувствовал, разве лишь при избавлении от опасности или повышении в должности.