Высоко ценился у первых римлян весь комплекс соответствующих личных качеств: храбрость, суровая стойкость в бою и походе, взаимная выручка, а главное — преданность сообществу. Здесь она трансформировалась в преданность городу Риму. У тех, кто с честью прошел испытания битвой, возникало и укреплялось своеобразное чувство собственного достоинства. Подчиняясь дисциплине и царю, первые римляне не склонны были к слепой покорности, дорожили своими правами, которые защищал закон. В частности, правом участвовать в обсуждении военных планов и проблем Города, правом выбирать царя и, если надо, советовать ему. Последнюю функцию, естественно, брало на себя собрание наиболее опытных воинов, названное сенатом. Суверенные же права римского народа в целом защищало общее собрание граждан-воинов.
Еще вглядимся. И в легенде, и в научной концепции первоначальное становление города связывается с объединением его воинственных основателей и мирных соседей-селян. В легенде это сабиняне, у ученых — латиняне семихолмия. Некоторые из них, надо полагать, вливались в состав разбойного отряда, другие продолжали свои обычные занятия на земле.
Особый интерес представляет собой утверждение легенды о пополнении населения города за счет беглых. Поздних римских историков оно, видимо, смущало. Цицерон об этом не упоминает вовсе, а писавший чуть позже Дионисий Галикарнасский старается приукрасить ситуацию, утверждая, что беглецы были людьми свободными, жертвами гонения тиранов. Однако Плутарх столетие спустя не только поддерживает версию Тита Ливия, но и еще усиливает нелестную характеристику первого пополнения римских граждан. Он пишет:
«...едва только поднялись первые здания нового города, граждане немедленно учредили священное убежище для беглецов и нарекли его именем бога Асила; в этом убежище они укрывали всех подряд, не выдавая ни раба его господину, ни должника заимодавцу, ни убийцу властям...». (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Ромул, IX)
Но все-таки. Если беглецы и не были гонимыми поборниками свободы, они, конечно же, были людьми сильными, смелыми и даже отчаянными. Без этих качеств не уйти бы им от погони по редким дорогам, безоружными через густые в те времена леса, обильные диким зверем. Те из беглецов, кто умел владеть мечом и копьем, пополняли военный отряд, а те, для кого был более привычен и привлекателен труд земледельца, получали надел из пустовавшей в окрестностях города или отнятой у побежденных врагов земли.
Таким образом, и через слияние с соседями-поселенцами, и за счет беглых шло пополнение двух категорий граждан раннего Рима: воинственных и мобильных, всегда готовых препоясаться мечом и выступить в поход, и более мирных — пастухов и землепашцев. Естественно, что верховодили граждане первой категории — из их среды избирали жрецов, судей, не говоря уже о сенаторах и самом царе. Кстати, и история с похищением девушек кажется правдоподобной для города, основанного воинственными молодыми мужчинами. Она вписывается как в ткань легенды, так и в гипотезу о предмостном укреплении этрусков. Но это означает, что первые поколения потомков основателей города были представлены почти однолетками. Надо полагать, что они держались друг друга, сохраняли приверженность «военной профессии» и ревниво оберегали от посягательства остальных римлян свое привилегированное положение. Себя они называли «патрициями», что означало «дети отцов», имея в виду «отцов» — основателей Города.
Прочие же, главным образом пришлые или военным путем присоединенные жители Рима, хотя и находились под защитой римских законов, ни на какие привилегии претендовать не могли. Они полупрезрительно именовались «плебеями», что означает «многие». Поначалу плебеи были лишены почти всех прав: даже права голоса в Народном собрании, даже права на семейный религиозный культ, да и сами семьи их законными не признавались. Браки между гражданами двух сословий были запрещены.
Но римляне последующих, даже отдаленных поколений знали, что среди глубоко почитаемых предков — основателей Города (патрициев и плебеев) были и беглые рабы, и чужеземцы. Поэтому во все времена римляне не питали презрения к рабам. Слово «раб» означало лишь социальное положение человека, а не его более низменную природу. Раба можно было заставить работать, но измываться над ним считалось недостойным. Нередко рабы становились фактически членами семьи и даже друзьями своих владельцев. Очень часто хозяин отпускал некоторых своих рабов на волю — по завещанию или еще при жизни, за умеренный выкуп. Вольноотпущенники пользовались ограниченными римскими правами. Нередко они бывали богаты и влиятельны. Их дети становились уже полноправными римскими гражданами.