- Преторианцы сгоняют туда мужчин со всего города, чтобы они предавались за высокую плату наслаждениям с самыми знатными женщинами, - снова заговорил Секст. Глаза его горели опасным огнем, на лбу вздрагивала жилка. - Гай устроил во дворце лупанар. Половину вырученных денег он забирает себе на правах устроителя. Это один из его способов пополнить казну, которую он умудрился полностью истощить. Женщин он отбирает из числа понравившихся ему жен сенаторов и всадников, которых примечает на званых пирах.
- Когда он заметил маму? - спросила Кассия, понимая, что, скорее всего, слишком поздно узнала о случившемся, чтобы успеть применить свой дар.
- Два дня назад, когда мы были на званом ужине в Палатинском дворце, - отец вдруг привстал и с силой отшвырнул от себя пустой кубок. Серебряный сосуд со стуком ударился о колонну и упал в водоем.
Секста Кассия передернуло. Он будто снова увидел перед собой грузного высокого императора с его странно тонкими руками и шеей, его редкие волосы, бледное лицо, позолоченную накидку, - более подходящую женщине, чем мужчине, - и блуждающую полуулыбку Гая, говорящего про "белую шейку" Луциллы, увидел участников пира, смеющихся каждой шутке Гая над ними самими и их близкими. С ненавистью к самому себе вспомнил, как, уже понимая, что его жену решили превратить в гетеру, он целовал руку тирану и угодливо бормотал: "Да, мой цезарь! Нет, мой цезарь!".
Кассия заметила, что отец как-то странно смотрит на углубление в противоположной от входа стене атрия.
- В таких нишах, - заговорил Секст, - в былые времена стояла супружеская постель. Сейчас эти ниши делают просто как напоминание о святости супружеской жизни! - Голос его сорвался на крик. - О святости! Супружеской!...
Он уронил лицо в ладони и замолк. Плечи мелко вздрагивали. Казалось что, Секст беззвучно плачет, но когда он поднял голову, губы кривились, однако глаза были сухими.
Кассия привела Бар-Ханину, чтобы тот отвел хозяина в спальню, и вернулась к себе. Задумчиво посмотрев на безликую статуэтку Тайного Божества, она пробормотала:
- Не знаю, почему, наградив меня этой способностью, ты ограничил ее всего одной восьмой частью суток. Хотя не подумай, что я не благодарна за то, что есть. Просто сейчас мне надо спасать собственных родителей, и я могу не успеть.
Закрыв глаза, девушка погрузилось в то таинственное состояние, в котором она осознавала присутствие различных вариантов развития событий, воспринимая их как волокна единой вздрагивающей ткани. Кассия осторожно заскользила в прошлое, наблюдая, как волокна становятся все более густыми и непроходимыми.
Кассия не смогла бы объяснить, как она определяет глубину времени, на которую погружается в своих опытах по изменению прошлого. Это было точное, неизвестно откуда берущееся знание. Сейчас глубина составляла почти четверть суток. Столь отдаленного прошлого Кассия в своих опытах раньше никогда не достигала. Идти еще дальше было невозможно: вероятных событий стало так много, что они затопили бы ее разум.
Кассия открыла глаза со вздохом сожаления. Впрочем, она не особенно и надеялась, что у нее что-то выйдет. Да и что могла бы она сделать, даже если бы сумела вернуться в прошлое на целых двое суток назад? Первой приходила в голову мысль, что самое главное было бы - отговорить родителей идти на ужин в Палатинский дворец. Но разве это не навредило бы им еще больше? Калигула наверняка обратил бы свое внимание на патриция, посмевшего не принять его приглашение. Нет, это не было выходом. Семья Кассия Пармензиса должна были бежать из Рима. Но куда?
Впервые в своей жизни Кассия ощутила что-то вроде отчаянья по причине безмерной протяженности римского мира. Цезарь мог отыскать беглецов в любом месте на просторах огромной империи.
Девушка долго сидела, уставившись в одну точку. В пережитом только что опыте, несмотря на отсутствие результата, было нечто, требовавшее внимания и осмысления. Нечто новое, возможно - важное.
И вдруг Кассия поняла: глубина, на которую она могла погружаться, увеличилась со времен неудачной попытки спасти дядю Публия с одной восьмой до одной четверти суток. Это означало, что ее способности усиливаются, и давало надежду на то, что со временем она сможет менять даже те события, что произошли несколько дней, если не недель и месяцев, тому назад.
Оставалось лишь пожалеть, что это невозможно сделать прямо сейчас...
В недавнем опыте было еще что-то, некое неведомое пространство. Присутствие его угадывалось по ту сторону от волокон, - не только там, где они сплетались в непроходимую ткань, но и на любом другом уровне давности на линии времени. У Кассии было ощущение, сходное с тем, какое можно испытать у входа в грот или подземелье. Греки назвали бы такое сокрытое место словом "крипта".
Кассия, повторив опыт погружение в пространство волокон, предприняла осторожную попытку проникнуть туда, в Крипту, там, где волокна были еще совсем редкими. Но какая-то упругая, невидимая сила воспрепятствовала этой попытке. Кассия попыталась сделать это на другом уровне, но снова натолкнулась на такую же непроходимую преграду. Крипта, расположенная так близко, оказалась недоступной. Кассии вдруг пришло в голову, что именно в ней, возможно и обитает Тайное Божество.
В течение следующей недели родители избегали встреч друг с другом. С Кассией, Пульхрой и Агриппой они тоже почти не разговаривали. Неожиданно Секст Кассий пригласил дочь в таблинум. Он был облачен в парадную тогу и выглядел спокойно. Кассии показалось, что черные дни миновали. Ей даже пришло в голову заговорить с ним о возможности своей поездки в Грецию.
Отец обратился к ней со срочной просьбой. Говорил он с ней таким будничным и скучным тоном, словно в его жизни не было в последнее время никаких потрясений.
- Это важное дело, - сказал он, - и хотя обычно я вполне доверяю Бар-Ханине, на сей раз необходимо участие кого-нибудь из семьи. Обратиться, кроме тебя, мне не к кому. Сам я очень занят другим делом, Секст служит в Германии, Гней слишком легкомыслен, Агриппа еще ребенок, а Пульхра очень рассеянна. Что же касается тебя, то на твою внимательность и сообразительность я готов полагаться в полной мере, мой дорогой Пифагор.
Кассия с недоумением взяла протянутый отцом мешочек, куда был вшит маленький свиток.
- Здесь письмо для ростовщика по имени Филемон, - объяснил Секст Кассий. - Найдете его лавку в Велабре. Поедешь туда на паланкине со слугами. Бар-Ханина тоже отправится с вами.
Кассия прекрасно знала эту оживленную, тесную от бесчисленных лавок рыночную площадь возле Этрусской улицы, между Палатином и Капитолием. В древние времена там было то самое болото, где нашли младенцев Ромула и Рема, основателей города. Кассия и Олуэн нередко вкушали в тамошних плебейских харчевнях вкуснейший в мире велабрский копченый сыр с лепешками и привозимым из испанских провинций соусом гарум.
- Филемон весьма состоятельный человек, хотя по виду этого о нем не скажешь, - объяснял Секст все тем же монотонным, невыразительным голосом. - У него есть собственный дом. Но вам надо найти его именно в лавке, потому что там он приготовил для меня деньги. Когда-то я вызволил его из крупной неприятности. С тех пор он нередко помогал мне в различных делах. Ты передашь ему письмо, получишь деньги и доставишь их мне.
Отец так торопил Кассию отправиться в дорогу, что она забыла поговорить с ним о поездке в Афины.
На городских улицах было неимоверно тесно. Толпы людей двигались в разных направлениях, толкаясь и наступая друг другу на ноги. В повозке, перевозившей еловые бревна, сломалась ось, и бревна рассыпались по улице, перегородив ее. В другом месте сцепились оглоблями две телеги, и солдатам городских когорт вместе с хозяевами телег не сразу удалось растащить их, чтобы освободить проход. По причине этих и подобных помех Кассия со своими провожатыми потратила на дорогу до Велабра больше часа. Отыскать там лавку Филемона тоже оказалось делом не простым, поскольку прохожие давали противоречивые объяснения. Еще около часа ушло у Кассии на подсчет изрядного количества серебряных и золотых монет в шкатулке, которую Филемон - чернявый бородатый мужчина средних лет, немногим выше Кассии ростом, - вынес из-за занавески, разделяющей помещение задней комнаты в его лавке.