На том же тезисе, что и Капанелли, настаивает и Ф. Серрао[1465]. Агитация за аграрные законы V в. до н.э. по их содержанию, характеру и политико-конституциональному выражению, особенно отраженным у Дионисия, не имеет сходства с ситуацией II—I вв. до н.э., к которым относились анналисты, будто бы придумавшие аграрное законодательство. Очень убедительно опроверг Ф. Серрао мысль о том, что побудительным мотивом для их «изобретений» были сами имена плебейских трибунов 485, 484, 469, 467 гг. до н.э., принадлежавших к видным родам того времени, в которое они писали. Так, согласно Серрао, часть этих имен уже не фигурировала среди трибунов III —I вв. до н.э., либо они вообще сомнительны или вовсе не известны позднее. Единственным из анналистов под подозрением в желании возвеличить себя с помощью предков является Лициний Макр. Но этого исключения, как можно согласиться с Серрао, мало, чтобы отвергнуть исторические события целого тридцатилетия.
Все сказанное имеет большое значение для характеристики первоисточников Дионисия. Как видно, выносить суждения о достоверности сведении, сообщенных Дионисием, нельзя без учета того, что не только у «старших» анналистов он мог почерпнуть верные данные, но и у «младших», не достойных того, чтобы их списать как ненужных фальсификаторов.
Однако необходимо отметить, что в «Римских древностях» использована не только нарративная традиция, но и документальный материал. Уже упомянутые выше «Священные таблицы» расшифровываются Дионисием как записки понтификов, касающиеся священнодействий, собранные Нумой, скопированные Анком Марцием и фиксированные затем Г. Папирпем (III. 36. 4). Пользуется Дионисий и законами XII таблиц (II. 27. 3), приводит отдельные законы царей: Ромула (II. 9. 1; 11. 3; 15. 2; 3; 4; 16. 1; 25. 1—7; 27), Нумы (II. 63 75), Сервия (IV. 13: V. 2. 2), признанные современной наукой достоверными, а также законы, внесенные консулами (V. 19. 4; 70. 1; 34. 1), и постановления сената (V. 57. 5).
О законодательной и правоприменительной практике Древнего Рима Дионисий говорит, зачастую не цитируя и не пересказывая документы, а описывая эту практику. Особенно обилен такой материал в части внешнеполитической жизни римлян.
В «Римских древностях» часто упоминаются международные, т.е. межобщинные, договоры. Рим с самого начала представлен у Дионисия как субъект, так сказать, международного права. Обращает на себя внимание тот факт, что Рим, согласно Дионисию, не создал, а включился в систему уже существующих институтов. Наш автор упоминает древнейший договор Энея с ахейцами (I. 47. 4), римско-сабинский договор о дружбе, заключенный Ромулом и Т. Тацием (II. 46. 1-3; 62. 2); договор на сто лет между римлянами и вейянами, текст которого Ромул начертал на стелах (II. 55. 6). Существовали договорные отношения у римлян с альбанцами, которые грозился разорвать Клуилий (III. 2. 4) и действительно нарушили жители Альбы (III. 3. 5; 6), а также договоры с другими латинскими общинами, действовавшие при Тулле Гостилии и денонсированные латинами при Анке Марции, что вызвало очередную римско-латинскую войну (III. 37. 3; 4; 49. 2; 54. 1-3). Заключались и расторгались договоры с разными сабинскими объединениями при Тулле Гостилии (III. 39. 1), при том же Анке (III. 40. 4; V. 40. 4; 5), а также с вейянами и другими этрусками (III. 54. 1-3; 66. 3; V. 26. 4), пролонгировалось действие договора Рима с латинами и в начале республики (V. 50. 2; 52).
Из тех же текстов Дионисия следует, что постоянным инструментом международной политики в древнем Лации были посольства, которые направлялись при всяком нарушении договоров, равно как и на всех стадиях договорного процесса, т.е. при заключении перемирия или установлении мира. Технической и обрядовой стороной оформления этих акций ведала жреческая коллегия фециалов (II. 72), также бывшая не римским изобретением, а заимствованием, но не заморским, а местным, италийским. Сведения эти в «Римских древностях» выглядят очень точными. Дионисий сохранил воспоминания о том, что в ходе исторического развития у римлян утвердились определенные, вполне цивилизованные правила межобщинных, межгосударственных отношений, такие как неприкосновенность послов и заложников (V. 34. 1), хотя документальных данных на этот счет он и не приводит.
Оценив источниковую базу Дионисия, следует обратить внимание на его источниковедческую методику. Демонстрацию ее можно провести избирательно, ограничиваясь наиболее показательными примерами.
Прежде всего автор «Римских древностей» призывает к объективности, отмечая, что достижению ее мешает писателям вражда и зависть к Риму (I. 5. 2). Он заботится об отделении сказочного от правдивого, что, естественно, особенно важно при работе с материалом, освещающим наиболее древние стадии римской истории, как, например, в рассказах о Геракле и Каке (I. 3. 9) или о кончине Ромула (I. 8. 6); он решительно отрицает, что тиррены — какие-то приблудные (I. 27. 1), и т. д.
1465