Виктория Токарева
Римские каникулы
* * *
Однажды в моем доме раздался долгий телефонный звонок. «Междугородный», – подумала я и подняла трубку. Звонили действительно из другого города. Из Рима. Мужской голос поздоровался по-французски. Это было кстати, потому что французский я учила в школе: могла поздороваться, попрощаться, сказать «я тебя люблю» и сосчитать до пяти. Еще я знала спряжение двух глаголов: etre и avoir.
– Валерио Беттони, – представился голос. – Адвокато Федерико Феллини.
Здесь было понятно каждое слово: адвокато – это адвокат. А Федерико Феллини – это Федерико Феллини. Тут ни убавить, ни прибавить.
Я решила, что меня кто-то разыгрывает, но на всякий случай поздоровалась:
– Бонжур, месье.
Валерио затараторил по-французски. Из его монолога я узнала четыре слова: вуаяж, Рома, отель и авьон.
Рома – это Рим. (Сведения почерпнуты из песни «Аривидерчи, Рома».) Отель – это отель. Вуаяж – путешествие. Авьон – авиация, то есть самолет. Итак, получается: Федерико Феллини приглашает меня в Рим. Отель и самолет – за счет приглашающей стороны.
– Пер ке? – Этот вопрос я знала из итальянских фильмов неореализма.
Валерио Беттони охотно затараторил по-итальянски. Он решил, что я владею всеми европейскими языками.
Маленькое отступление. Однажды я выступала на Западе с известным российским поэтом. Из зала ему задали вопрос:
– Вы – представитель творческой интеллигенции. Как вы можете не знать языков? Хотя бы английского…
Он ответил замечательно. Он сказал:
– Поэт может так многого не знать…
Прозаик тоже может многого не знать. Знание – это информация. А в творчестве важна интуиция. Можно много знать и быть бездарным. Однако есть третий вариант: много знать и быть талантливым. Как Пушкин, например.
Сегодняшняя советская интеллигенция в массе своей серая, как утренний рассвет. Узкие специалисты. Знают, но узко.
– Аве ву факс? – спросил адвокат.
Он решил, что у меня дома есть факс. Человек такого уровня должен у себя дома иметь факс.
У меня нет нормального потолка над головой. Четыре года тому назад соседи сверху залили меня водой. Потолок вспучился и в некоторых местах отвалился. Это событие совпало с перестройкой, и отремонтировать потолок оказалось невозможно. То есть возможно, но на это придется положить жизнь. Жизни жаль. Она нужна мне для другого.
Я с достоинством ответила, что факса у меня «но». Зато факс имеется (avoir) в моей фирме. Я имела в виду Союз писателей.
– Моменто, – сказал адвокат. Значит, он сейчас возьмет ручку и запишет номер факса.
– Моменто, – отозвалась я и раскрыла записную книжку на букве И – иностранная комиссия.
Я умею считать по-французски до пяти. И если, скажем, встречается цифра «семь», то я говорю: пять плюс два.
Беттони сначала не понял моей технологии, потом сообразил. Видимо, хороший адвокат. Недаром Феллини его выбрал. Наверное, дорогой. Адвокаты на Западе стоят очень дорого.
Я продиктовала факс. Валерио победно закричал:
– Капито! Капито!
Я сказала: «Чао, синьор».
Он ответил: «Аривидерчи, Виктория».
Если бы я свободно говорила по-французски, наш разговор был бы краток, сух и деловит. А в нашем случае мы вместе преодолевали языковые препятствия и победили. У нас была общая маленькая победа. Мы почти подружились.
Я положила трубку и сказала семье:
– Меня Феллини приглашает в Рим.
– А зачем? – спросила семья.
– Не знаю.
Семья засмеялась, решила, что я шучу. И я тоже засмеялась.
Я ни одной секунды не верила в реальные последствия этого звонка. Моя судьба держит меня в ежовых рукавицах и больших подарков мне не делает. И вообще я не создана для эпохальных встреч. Как говорит моя подруга Лия Ахеджакова: «Мое место на кухне».
Через месяц
Я живу на даче и строю забор. Общаюсь с шабашниками. Они быстро сообразили, что я далека от жизни, не знаю цен, и все умножают на десять. За то, что стоит десять рублей – берут сто. За то, что стоит сто – тысячу. И так далее, до бесконечности. Они меня обманывают и за это же не уважают.
Маленькое отступление. Моя школьная подруга жила с мужем в Танзании. Муж работал в посольстве, занимал высокий пост. Им полагалась вилла и прислуга. Прислуживал негр. В его обязанности, среди прочего, входило открывать хозяину ворота. Прежний хозяин (американец) имел манеру не дожидаться, пока слуга отойдет от ворот, и нажимал на газ. Машина на полной скорости влетала в ворота – так, что негр едва успевал отскочить. Это было что-то вроде игры – бесовской рулетки у бездны на краю. Успеет отскочить – жив. Не успеет – сам виноват. Негр обожал своего хозяина.