Легионная эмблема в виде козерога из Висбадена
Однако после битвы при мысе Акции (31 г. до н. э.), победа в которой фактически сделала Октавиана единоличным правителем Рима, Х легион вновь проявил непокорность, потребовав чрезмерных наград у наследника Цезаря. За это он был распущен с бесчестием (Светоний. Божественный Август. 24. 2). Но впоследствии Октавиан, возможно, смешал часть бывших легионеров Антония с новобранцами или с воинами из других частей, сохранявших ему верность, и создал легион с тем же номером, получивший наименование Gemina («Близнец, Сдвоенный»), которое заменило прежнее Equestris, хотя оно и упоминается в некоторых надписях второй половины I в. до н. э.
Стоит отметить, что многие легионы, которые участвовали в кампаниях Юлия Цезаря, в качестве своей эмблемы имели Тельца, который был знаком зодиака, связанным с богиней Венерой, легендарной прародительницей рода Юлиев. Кроме Десятого, это – легионы VII и VIII, воевавшие под командованием Цезаря в Галлии, а также III Галльский и IV Македонский, которые он сформировал в 48 г. до н. э. Наименование IV легиона Macedonica явно происходит от его временного пребывания в Македонии до 44 г. до н. э.
По месту несения службы получили наименование и другие легионы: V Македонский, сформированный в 43 г. до н. э., и III Киренаикский, который был набран Лепидом в Африке или Антонием перед битвой при Акции и дислоцировался потом в Египте.
Также и название III легиона Gallica отражает его службу в Галлии в 48–42 гг. до н. э. С 30 г. до н. э. он располагался в Сирии. Именно здесь его солдаты усвоили парфянский обычай приветствовать восходящее солнце (Тацит. История. III. 24). В середине I в. н. э. он сражался под началом Корбулона; принимал участие в битве при Бедриаке в гражданской войне 69 г. н. э.
Легионы, служившие в Сирии, на протяжении столетий считались «эталоном» распущенной жизни. Порочные основы ее заложил еще Гней Пизон во время своего наместничества в 17 г. н. э. (Тацит. Анналы. II. 55; Постановление сената о Гнее Пизоне. Стрк. 51–56). Спустя четыре десятилетия Корбулон боролся с непригодностью здешних солдат, которые настолько обленились от долгого мира, что не были редкостью ветераны, ни разу не побывавшие в боевом охранении или ночном карауле, смотревшие на лагерный вал и ров как на нечто диковинное, не надевавшие ни шлемов, ни панцирей, щеголеватые и падкие до наживы, как отзывается о них Тацит (Анналы. XIII. 35)[61]. Больше ста лет спустя подобным же образом характеризовал сирийских легионеров римский писатель и ритор Фронтон. По его словам, «здешние воины – воистину наипорочнейшие: мятежные и строптивые, с полудня до полудня пьяные, они не привыкли носить оружие и чаще бывают в соседней таверне, чем под знаменами» (Фронтон. Письма к Веру. II. 1. 11). Именно против сирийских легионов, «утопавших в роскоши и усвоивших нравы Дафны»[62], применял жесточайшие дисциплинарные меры Авидий Кассий (Писатели истории Августов. Авидий Кассий. 5. 2–3). Однако через несколько десятилетий император Александр Север застал их всех в том же состоянии (Писатели истории Августов. Александр Север. 53. 2; 7). Трудно сказать, в какой мере все эти характеристики являются расхожим литературным штампом, а в какой – отражают реальное положение дел, но скорее верно первое[63].
61
Возможно, к войскам в Сирии относится замечание Плиния Младшего о состоянии дисциплины во времена Домициана: «…у вождей не было авторитета, а у солдат послушания; никто не командовал, никто не повиновался; все было разнузданно, спутано, извращено…» (Письма. VIII. 14. 7).
63