Не знаю, как долго мы еще оставались на ковре. Ровно столько, сколько мне доставляла удовольствие каждая его ласка, каждый поцелуй в грудь, которую этот мальчик обнажил своими уже опытными руками. Я не открывала глаз, наслаждаясь этим неожиданным любовным сном.
Потом мы поднялись, не произнеся ни единого слова, но согласно улыбаясь, довольные восхитительной игрой, которую позволили себе с внезапной радостью.
Вот проститутка, сказала я себе, едва закрыв дверь за ушедшим студентом. Только проститутка отдается вот так незнакомцу, сорокалетняя двадцатилетнему. Но сколько счастья дала мне такая прекрасная близость, возникшая как бы на лету. Это будет моя тайна, сохраненная в глубине памяти навсегда. Надо бы сказать — в глубине сердца. Не знаю как, но когда я повторяла: ты проститутка, ты проститутка, на глазах у меня появлялись слезы, и мне показалось, что это слезы счастья. Я пошла в спальню и разделась догола, совершенно догола, и растянулась на постели. Просто так, не отдавая себе отчета. А может быть, чтобы продолжить в своем воображении оргазм столь чудесного любовного насилия.
Этот студент больше никогда не появлялся в библиотеке Джано. Не хотелось бы, чтобы он провалился на экзаменах по моей вине. Но всякий раз, глядя на этот ковер, чудесный старинный красный бухарский ковер, я вспоминаю о нем с нежностью и томлением.
Ну а теперь, после этого рассказа, прошу не думать всерьез, что я проститутка.
Джано
«Бойкот банкам». Признаюсь, что идея бойкотировать банки не так уж мне неприятна; помню, на этот счет высказался Бертольт Брехт, утверждавший, что большая вина лежит на тех, кто открывает банки, чем на тех, кто их грабит с оружием в руках. Вы уж простите меня, безвестные наивные анархисты — любители расписывать стены, но я просто не могу последовать вашему призыву или, вернее, выполнить ваш приказ, не зная, с чего следовало бы даже начать. Написанная от руки красной краской большими буквами, надпись эта появилась ночью, ибо я уверен, что вчера ее не было. Возвращаясь домой, я бы безусловно ее заметил, такую красную, выплеснутую на одну из стен по виа Говерно Веккьо рядом с домом, в котором живем мы с Клариссой. В скобках замечу, что никаких банков на этой улице нет. Я спрашиваю: кому и для чего может быть полезна подобная надпись?
Бойкот банкам. Скажем честно, никому не придет в голову добиться какого-нибудь результата, украсив такой надписью стену на одной из улиц исторического центра Рима. Они считают эти призывы, брошенные в толпу, примером политической борьбы. Вразброс или в стратегических пунктах? Но какая может быть стратегия на виа дель Говерно Веккьо? Они думают, что можно убедить кого-нибудь бойкотировать банки? Но прежде всего дайте мне какие-нибудь инструкции, так как я даже при желании не сумею бойкотировать банки. С чего надо начинать? А может, этот императив является всего лишь первым проявлением родившейся идеи, нулевым градусом протеста, первой ступенькой культурного расслоения? Нет, пожалуйста, только не говорите о культуре, потому что это всего лишь примитивные, дикие императивы племен. Не будем говорить о культуре. Пожалуйста.
И вот я спрашиваю себя: кто начертал эту надпись, какое у него лицо, сколько ему лет, подросток он или взрослый? Белый дурак. Почему не чернокожий? Шестнадцатилетний парень подъезжает на мотороллере, наскоро наносит эту надпись и уезжает. Но что знает шестнадцатилетний парень о банках? Может, кто-то велел ему это сделать? Заплатил ему? Кто дал баллончик со спреем? Да нет, это тридцатилетний бородач, который бродит по ночам, загаживая стены идиотскими фразами, и думает, что он революционер.
Кларисса не видит римские граффити или, вернее, видит, но не желает их видеть.