— Конечно, не переживай об этом.
— Еще возьми пару рабов. И пришли за мной посыльного, когда все подготовят.
— Ты уверена, что хочешь присутствовать?
— Я должна. Слышал, сам император напомнил о трауре. Римляне любят покойников больше чем живых. Они возненавидят меня, если не пойду на похороны мужа.
Сира принесла отвар в двух глиняных чашках. Атилия молча, кивком, поблагодарила.
— Как там Фелица? — спросила, не глядя на рабыню.
— Все еще не встает…
— Плохо, вы мне нужны во дворце императора. Пригласи Клеменса.
Через несколько минут перед ней стоял удивленный конюх. Она объяснила, как стала хозяйкой дома.
С этого дня он становился распорядителем и ее помощником. Еще предупредила о новых жильцах, которые должны прибыть завтра.
— Один из них ранен, за ним нужен уход. Если той суммы, что я оставлю, не хватит — займешь под вексель в храме Юпитера. Там Луция знают давно. И, Клеменс, всех кредиторов гони прочь, не вздумай даже пол асса кому-то дать. Ты меня понял? Пусть идут в суд, если посмеют.
— Госпожа, умоляю, лучше поручите распоряжаться Азию…
Конюх осекся, не закончив фразу. Она смотрела на него недобрым взглядом. Увидев ее реакцию, раб только поклонился и вышел.
— Ничего, он справится, — произнесла она, когда Клеменс удалился, — Простоват, но честен и исполнителен. Писать и считать умеет, в остальном научится.
Секст промолчал. Он допил отвар, сказал: «Пора», и вышел.
Глава 19
В самом конце римского холма Целий, там, где он приближается к Сервиевой стене, стоял, старенький храм. Его построили на месте древнего святилища богини Карны. Обычно, в этом месте придавали огню своих покойников граждане победнее: мелкие купцы, лавочники или чиновники незначительных должностей. Сегодня же здесь, как никогда, собралось много зевак. Весть о том, что погребальный костер императорского казначея запылает именно тут, разлетелась по всему городу.
Когда умирал римский богач, его наследники раздавали хлеб и деньги нуждающимся. Это привлекало не только бедноту города, но и разношерстных мошенников и воров всех мастей. Сегодняшний день исключением не стал.
Разочарование и тех и других не заставило ждать. Публика, собравшаяся на похороны Луция, оказалась настолько нищая, что первыми кто потерял настроение стали карманники. Мошенники расстроились позднее. Когда увидели в процессии вдову покойного в окружении вооруженных преторианцев. В самом хвосте шествия двигались с полсотни городских вигилов. Увесистые палки в их руках заставляли собравшихся граждан поглядывать в их сторону с неким смущением.
Сын покойного, Секст, как и полагалось, был одним из несущих деревянное ложе с умершим. Ему помогали сослуживцы.
За ними следовали флейтисты, трубачи, танцоры и мимы. Дальше хористы и плакальщицы, они распевали старинные заплачки и читали стихи, восхвалявшие покойника. Все несли в руках цветы и венки из ветвей кипариса и можжевельника.
Процессию подготовили жрецы из рощи богини Либитины, что раскинулась за пределами Рима, на холме Эсквилин.
Атилия шла в белой похоронной накидке, без единого украшения и с распущенными не расчесанными волосами. Вдове полагалось всем своим видом показывать скорбь за умершим мужем. Мол, горе мое настолько велико, что теперь совсем нет желания ухаживать за собой.
Подойдя к нужному месту, ложе с Луцием установили на вязанки хвороста и сухой лозы винограда. Она стала метрах в десяти, куда ей указали жрецы. Секст факелом поджег эту кучу с двух сторон. После встал рядом с ней. Обычай требовал достоять до конца, пока огонь совсем не погаснет.
Костер очень быстро разросся и поднялся высоко вверх. Жрецы начали воспевать гимны покойнику. Нанятые плакальщицы рыдали и заламывали руки, рвали на себе волосы. Запах стоял ужасный. Ветви кипариса, разложенные вокруг костра, не могли его перебить.
Когда огонь начал уменьшаться, она сняла с себя накидку, оказавшись полностью нагой. Не торопясь, как ее научили заранее, подошла и швырнула ее в костер. Затем вернулась на свое место. Сира сразу же укрыла ее черным покрывалом. Теперь девять дней она будет носить только темную одежду, соблюдая траур.
Глядя на плакальщиц, она подумала: «Хорошо бы и мне поплакать. Плохо если вдова не проронит ни слезы, такое запомнят».
Она попыталась вспомнить прожитое время с Луцием. Его издевательства и побои. Это решительно ничем не помогло. Ее глаза оставались сухими. Тогда она вспомнила, как они с Фелицей спасали Сиру. Потом, саму пострадавшую Фелицу. Еще в памяти всплыла горечь, от обиды за предательство Сиры. Теперь слезы выступили из обоих глаз. Стала вспоминать, как сирийка под страхом смерти выручила ее. Еще о Клеменсе, перенесшем и спрятавшем ее в конюшне. Он тоже рисковал оказаться в опале у Луция. Наконец, как Сира извинялась и раскаивалась, объясняя причину предательства.