- Я не слишком большой любитель некрополей, - Пауэл вздохнул с притворной скорбью, - но старое английское кладбище... Я ведь патриот, в конце концов. Кстати, может, поедем вместе?
- Нет, Пауэл, возможно, в другой раз. Хочу отдохнуть, собраться с мыслями. А вам спасибо. Вы здорово мне помогли.
- До свидания, Форстер. Созвонимся. Обсудим еще некоторые детали, связанные с вашей лекцией. Малышка Барбара, разумеется, в вашем распоряжении. Но не сомневаюсь, что вы джентльмен. Шучу, шучу... Ну, разве что она сама проявит инициативу... - Пауэл в сопровождении Эдварда направился к выходу. - И не пренебрегайте моим советом - дайте объявление в газеты. "Утеряна такая-то сумка. Предлагается вознаграждение".
Пауэл был уже в дверях, когда в комнате зазвонил телефон. Эдвард вернулся и снял трубку:
- Алло?
Это был портье.
- Алло, добрый день, профессор. Вам звонят из города. Соединяю.
- Алло! - повторил Эдвард.
Говорил мужчина:
- Алло, профессор Форстер?
- Да, это я.
- То, что вы ищете, профессор, находится на английском кладбище.
Эдвард сначала не понял:
- Алло, алло! С кем я говорю?
Мужской голос невозмутимо повторил:
- То, что вы ищете, находится на английском кладбище.
В трубке раздался щелчок, связь прервалась. Озадаченно качнув головой, Эдвард вернулся в коридор.
- Знаете, Пауэл, - Эдвард посмотрел на стоящего в дверях атташе, - я передумал. Еду с вами. Сейчас переоденусь, и в путь.
* * *
Нехорошо, конечно, что один из римских преторов начала нашей эры страдал манией величия. Однако именно ему Рим обязан своей единственной пирамидой, так и названной в честь покойного претора - пирамида Кая Цестия. Беломраморное это сооружение прекрасно смотрелось сквозь зелень кладбищенских кипарисов, а старая часть кладбища походила скорее на парк. Тут и там возвышались среди травы надгробия. На скамеечках сидели с томиками стихов романтично настроенные посетители. Кто-то прохаживался среди памятников, бормоча наизусть все те же романтические вирши, отвратившие в свое время от благонамеренной обывательской стези столько пылких голов...
Птицы пели, как в раю. И весеннее итальянское небо сияло спелой синевой.
Служитель, к которому Эдвард обратился с осторожным вопросом, покачал головой:
- С сумкой, говорите? Не помню, синьор. Здесь у нас за день столько народу проходит. Одних туристов... - Он искренне сожалел, что не может помочь. - Да вы поищите на другом конце кладбища, ближе к часовне.
Эдвард не спеша зашагал в ту сторону, куда указал служитель. На одной из скамеек он заметил девушку в длинном белом платье, сидевшую, склонив голову над книгой. Если бы ветерок не шевелил подол платья и распущенные волосы, ее можно было бы издалека принять за изваяние.
- Лючия!
Девушка удивленно обернулась на возглас.
Нет, это была не Лючия.
- Прошу прощения, синьорина, - смутившись, пробормотал Эдвард. - Я принял вас за другую.
Досадуя на свою оплошность, он пошел дальше. Остановился у могилы Шелли. Представил себе день, когда лорд Байрон, герой его исследований, хоронил здесь своего друга. Понаблюдал игру света и тени на аллеях некрополя.
Солнце грело все сильнее. Он снял плащ и бродил, разглядывая надгробные плиты и ожидая, когда освободится Пауэл. Возле одной из могил недалеко от кладбищенской стены он увидел мужскую фигуру в странной темной одежде.
Человек стоял против солнца, очертания его расплывались, зыбились, сливались с очертаниями надгробного памятника.
"Кого же он мне напоминает? - силясь вспомнить, Эдвард ускорил шаг. Ах да! Человек на лестнице в таверне! Но, может быть, и это галлюцинация?" Эдвард шел к незнакомцу, а тот в свою очередь поспешил к невысокой арке, которая отделяла старую часть кладбища от современной.
Когда Эдварду показалось, что он догоняет человека в темном, тот исчез под сводами арки. Не желая упустить незнакомца, Эдвард добежал до арки, но тут навстречу ему вышел Пауэл. Невозмутимый, бесподобный, сияющий Пауэл.
- Ну как, профессор, нашли что-нибудь?
- Ничего. Если не считать человека, одетого, как одевались в прошлом веке художники. - Эдвард бросил взгляд на безупречный темный пиджак Пауэла. - Он только что прошел под эту арку. Я бежал за ним. Но вы... вы же должны были столкнуться с ним нос к носу!
Эдвард быстро миновал арку и окинул взглядом кладбище. Длинная, обсаженная деревьями аллея была пустынна, если не считать медленно уходящей девушки. Это была та самая девушка, которую он так неосторожно принял за Лючию.
"Странно, - подумал Эдвард, возвращаясь к Пауэлу, - готов поклясться, что видел, как тот человек вошел под арку".
Эдвард перехватил внимательный, сочувствующий взгляд атташе по культуре и воскликнул с отчаянием:
- Пауэл, дорогой мой, уж не думаете ли вы, что я повредился умом?! - И, жестом пригласив Пауэла следовать за собой, он почти бегом направился к надгробию, возле которого только что стоял незнакомец в костюме художника.
Склоненная женская фигура на невысоком постаменте была воплощением скорби.
Надгробный камень сохранил надпись: "МАРКО ТАЛЬЯФЕРРИ, ХУДОЖНИК". И ниже - даты рождения и смерти.
- "Родился 31 марта 1834 года", - прочитал Эдвард. Земля качнулась у него под ногами. - Я появился на свет в этот же день, только сто лет спустя.
Пауэл хохотнул:
- Осторожно, Форстер, смотрите не умрите в тот же день, что и он. Точно так же, сто лет спустя. До тридцать первого марта остается всего неделя. Только чур, сначала прочтите вашу лекцию!
- "Умер 31 марта 1871 года". - Голос Эдварда дрогнул, когда он читал эту строчку.
6
Полыхая вполнеба, догорал величественный римский закат. С бельведера на холме Пинчо эту мрачную и никогда не приедающуюся картину наблюдали десятки людей. Из века в век повторялось это зрелище, и люди из века в век приходили сюда, как за отпущением грехов. И уходили, молчаливые и потрясенные.
Постепенно зеленые аллеи холма погрузились в сумрак и первые звезды загорались в темно-синем небе - небе Вечного Города.
Закончив ужин, Эдвард и Оливия пили кофе на террасе "Казино Валадье" одного из самых знаменитых ресторанов Рима. Внизу, как отражение звездного неба, сверкал огнями город. А на террасу залетали запахи и шорохи весеннего парка.