- ... Выставка, подготовленная с помощью отдела культуры британского посольства, привлекла внимание знатоков, ученых, а также - почему бы и нет, это всегда приятно - прекрасных дам. Нам хочется подчеркнуть, что эта весьма значительная выставка открывает серию важных мероприятий в художественной жизни Рима.
В другом конце зала сотрудники посольства продолжали встречать гостей.
- Имя лорда Байрона, - камера опять сосредоточилась на лице журналиста, - родившегося в Лондоне в 1788 году и скончавшегося в Греции, в Миссолунгах, в 1824-м, его сочинения и, конечно, не в меньшей степени его полная приключений, бурная жизнь продолжают волновать и любителей поэзии, и ученых-филологов. Положение изгнанника, ореол скандалиста, драматические любовные истории, страсть к Италии, преданность делу свободы порабощенных народов и, наконец, ранняя смерть сделали его самым знаменитым английским романтиком из всех романтически настроенных англичан...
* * *
А в это время на виа Маргутта, в комнате, окна которой были закрыты ставнями, некий пожилой, не очень здоровый мужчина в тяжелом махровом халате, накинутом поверх пижамы, сидел в кресле и не сводил глаз с экрана старого телевизора.
Он ловил каждое слово журналиста.
- В Риме, вдохновившем поэта, пожалуй, на самые прекрасные страницы "Чайльд-Гарольда", ему поставлен памятник среди сосен виллы Боргезе...
Время от времени оператор давал общий план, и тогда камера фиксировала Эдварда, а за его спиной - неотрывно следившего за ним невысокого худого человека.
- Байрон бывал в Риме несколько раз, но дольше всего в 1821 году...
* * *
Не только старик на виа Маргутта смотрел этот репортаж из британского посольства.
В гостинице "Гальба", облокотившись о дверной косяк в полутемной гостиной и сложив на груди руки, с таким же вниманием наблюдала за происходящим на экране телевизора синьора Джаннелли.
- Хотя можно сказать, что Байрон всегда недолго оставался в Риме, если, конечно, сравнивать с его посещениями Венеции, Равенны и Пизы...
На этих словах в холле появились Оливия с Лестером Салливаном. Синьора Джаннелли, обернувшись, едва ответила им легким кивком, потому что на экране в этот момент еще раз мелькнула фигура Эдварда, на небольшом расстоянии от которого следовал невысокий человек.
- В наши дни, - продолжал свой репортаж журналист, - внимание критиков устремлено прежде всего к письмам и дневникам Байрона. Большая часть их разбросана по разным пыльным архивам, но поиски продолжаются... Одна из самых последних находок - дневник поэта, который он вел во время своего пребывания в Риме. Честь этого открытия принадлежит профессору Ланселоту Форстеру, который опубликовал часть дневника, примерно половину, в журнале "История литературы" Кембриджского университета... В завершение нашей Байроновской недели профессор Форстер прочтет здесь, в помещении британского посольства, лекцию на тему "Байрон в Риме"... Мы будем постоянно информировать телезрителей о событиях Байроновской недели. Дамы и господа, всего доброго.
* * *
Репортаж окончился. Журналист отложил микрофон и заговорил со своими знакомыми. Оператор выключил камеру. Публика почувствовала себя свободнее и перетекала из конца в конец зала, рассматривая выставку. Эдвард тоже вздохнул с некоторым облегчением, хотя врожденный артистизм и светские манеры помогали ему скрывать волнение.
Невысокого человека, следившего за ним, он так и не заметил. Задержавшись у одной из витрин с фрагментом рукописи Байрона, Эдвард прочитал надпись: "С любезного разрешения профессора Л. Э. Форстера":
Имя Форстера встречалось на выставке везде и всюду - от подписей под экспонатами и витрины с журналом "История литературы" (4-й триместр 1970 года), в котором была опубликована его знаменитая статья, до афиши с эмблемой британского посольства, где крупным шрифтом было напечатано:
30 марта 1971 года
БАЙРОН В РИМЕ
Лекция профессора
Кембриджского университета
Л. Э. Форстера
Неожиданно внимание Эдварда привлек звонкий женский смех. Обернувшись, он увидел двух прелестных девушек в сопровождении невысокого элегантного джентльмена средних лет, державшегося с некоторой старомодной британской напыщенностью. На его плотной фигуре великолепно сидел твидовый костюм. В петлице пиджака, надетого поверх жилета старинного покроя, красовалась живая гвоздика.
Он развлекал своих спутниц шутливой беседой.
- И вы решили привести сюда нас обеих?
- Ну конечно, - джентльмен улыбнулся, - как я мог отказаться от одной из вас? Это было бы сущим мучением. И к тому же я люблю путешествовать втроем. Меня это вполне устраивает.
- Две женщины и один мужчина? - уточнила вторая девушка.
- Две женщины и я. Предположим, я, вроде Байрона, не считаю, что должен ограничивать свою свободу. Обратите внимание на это письмо. Великий поэт, большое сердце. Друг Италии и итальянцев... предпочтительно итальянок. У нас с ним, несомненно, много общего - я имею в виду себя и Байрона. - Англичанин добродушно рассмеялся.
Эдвард со все большим интересом присматривался и прислушивался к джентльмену в твидовом костюме.
- А это что за каракули? - Одна из девушек ткнула пальчиком в стекло. Ничего нельзя разобрать.
Джентльмен бросил рассеянный взгляд на витрину.
- Это как раз страница из дневника римского периода.
Девушка принялась читать, едва ли не по слогам разбирая английский текст:
"ВЕЧЕР. ОДИННАДЦАТЬ ЧАСОВ. ПЛОЩАДЬ С ПОРТИКОМ. РОМАНСКИЙ ХРАМ И ФОНТАН С ДЕЛЬФИНАМИ. УДИВИТЕЛЬНОЕ МЕСТО. КАМЕННЫЙ ПОСЛАНЕЦ. БОЖЕСТВЕННАЯ МУЗЫКА. МРАЧНЫЕ ЯВЛЕНИЯ".
- Что это значит?
- Не имею понятия, - ответил джентльмен. - Может быть, предчувствие смерти.
Далее внимание всех троих привлекла страничка со стихами*:
Я повернулся к Господу спиной.
Лежит греха дорога предо мной.
И я пошел, сомненья отметая.
Дорога зла вела меня, прямая
И страшная. Я вышел за порог,
И за спиной моей остался Бог.
Я шел, не видя Божьего лица.
Дорогу зла прошел я до конца,