Две сплетенные буквы, точно такие же, как на медальоне Лючии.
— Это инициалы Иларио Брандани, — пояснила Джулиана, — лучшего ювелира восемнадцатого века.
Эдвард еще раз нажал кнопку. Теперь поднялась нижняя крышка. На ее внутренней стороне была выгравирована сова, и под нею стояло: «Сант Онорио».
12
Машина Эдварда выехала на маленькую уютную площадь, укрытую в глубине старого квартала. О существовании таких уголков знают обычно только старожилы. Эдвард притормозил у стены, поросшей плющом до самого верха. По другую сторону площади, почти скрытая от глаз старой разросшейся смоковницей, стояла скромная средневековая церковь с невысокой колокольней в позднеготическом стиле.
К железной ограде была прикреплена табличка: «Сант Онорио аль Монте». Потянув на себя тяжелое кольцо, Эдвард вошел в тишину и сумрак церкви.
Немногочисленные прихожане уже разошлись после службы. Только молодой священник, круглолицый, с румянцем во всю щеку, быстро преклонил колени у алтаря. Затем он поднялся и заметил вошедшего.
— Приветствую вас, святой отец, — негромко поздоровался Эдвард и, достав из кармана блокнот, огляделся по сторонам.
— Рад видеть вас. — Судя по манере выговаривать слова, падре был венецианцем. Проследив за взглядом Эдварда, он продолжил с воодушевлением: — К сожалению, сюда не часто заглядывают туристы. Верите ли, я без конца повторяю его святейшеству, что нужно что-то предпринять. Столько Божьей благодати у нас, и никто не видит ее! Только редкие знатоки приходят сюда, ученые вроде вас… Вы, похоже, изучаете историю искусств? — Падре с уважением посмотрел на блокнот Эдварда.
— Нет… Историю английской литературы. — Заметив удивление на лице своего восторженного гида, Эдвард поспешил добавить: — Но в Рим я приехал, чтобы провести исследование, касающееся именно итальянского искусства. Скажите, святой отец, нет ли в этой церкви какого-нибудь изделия Иларио Брандани?
— Иларио Брандани? — Священник покачал головой. — Никогда не слышал. А кто это?
— Ювелир середины восемнадцатого века.
— Середины восемнадцатого века…
— Я подумал, может быть, здесь есть что-то связанное с ним. В одном доме я видел часы, на крышке которых выгравировано название вашей церкви.
— Любопытно… Подождите… Дайте вспомнить… Нет-нет, что касается гравировки… У нас есть только дохристианская чаша, но она украшена росписью, и есть миниатюрная Библия четырнадцатого века. Они хранятся в ризнице. — Священник перевел дыхание и продолжал: — В ризнице у нас есть истинные сокровища. Подлинные болгарские иконы… Один бронзовый канделябр — просто чудо… Рукописи всех сочинений композитора Бальдассаре Витали… Была статуя одного святого с серебряными накладками… но ее, видите ли, увез Наполеон, да так и не вернул… — Он посмотрел на Эдварда, быстро записывающего за ним. — Что вы делаете? Эх, да тут до ночи можно писать, потому что церковь наша — настоящее чудо… А это вы видели?
Они остановились возле холста с изображением какой-то великомученицы.
— Святая великомученица Улива, работа голландского художника, — объяснил священник. — Это копия, но, уверяю вас, она гораздо лучше оригинала. А вы как считаете?
Эдвард улыбнулся наивности молодого падре:
— Не знаю. Я не видел оригинала.
— Эта лучше, уверяю вас, гораздо лучше. Пойдемте, пойдемте в ризницу, посмотрите…
— Охотно… А не скажете ли вы мне… Я ищу сведения об одном римском художнике прошлого века — Марко Тальяферри…
Возведя глаза к сводам церкви и секунду посоображав, священник ответил с прежним воодушевлением:
— Нет, у нас ничего нет из работ Тальяферри.
— Он пейзажист. Писал виды Рима…
— Виды Рима… У нас есть панорама Венеции. Работа одного из учеников Тициана. Жаль, что не закончена, а то это была бы прекрасная картина. Вот сюда… Я проведу вас.
Они вошли в узкий коридор, ведущий к ризнице.
— Боюсь, что злоупотребляю вашим временем, — извинился Эдвард.
— Нет, что вы, нисколько… Я рад, что могу показать вам ризницу. Жаль, что нет ничего из работ тех двух мастеров, о которых вы говорили. Но не важно, тут у нас хранятся подлинные сокровища! Пойдемте, пойдемте…
Барбара снимала квартиру в самом центре старого Рима, неподалеку от Замка Святого Ангела. Каждое утро, просыпаясь, Барбара прежде всего здоровалась с бронзовым легкокрылым ангелом, уже несколько веков парящим в римском небе. Она любила и этот вид из окна, и свою уютную, не загроможденную лишней мебелью гостиную, и главное очарование — маленькую террасу над Тибром, всю уставленную цветами.
Эдвард сидел за столом и просматривал в небольшой диаскоп один из своих микрофильмов.
За тонкой перегородкой, на кухне, Барбара готовила кофе.
— Ну как? — громко спросила она. — Удается рассмотреть что-нибудь?
— Да-да, очень хорошо.
— Диаскоп старый, но единственный, какой удалось найти. Вот и кофе готов. Ваша история, профессор, потрясла меня. Даже при том, что вы рассказали только половину. Я уверена, что самое главное вы почему-то скрываете. — Барбара внесла в гостиную поднос с кофе. — Отчего? Это слишком личное?
Эдвард помедлил с ответом.
— Не знаю, как и сказать вам. Боюсь выглядеть смешным. Взрослый, серьезный человек, и вдруг такая мистическая чепуха.
Он достал из диаскопа микропленку, вложил ее в небольшой футляр и повернулся к Барбаре:
— Странно, я думал, они заберут хотя бы одну пленку. Но все на месте. И — никаких посланий.
Он принял из рук Барбары чашечку с кофе.
— Честно говоря, я совсем не собирался столько времени посвящать здесь работе. Я думал, это будут… римские каникулы… — Он улыбнулся и покачал головой. — А получилось совсем наоборот — ни минуты покоя. Не верится, что я всего пять дней в этом городе. Столько всего произошло.
Барбара указала на коробочку с микрофильмом:
— Думаю, вы единственный человек в мире, способный расшифровать эти страницы.
— Вы мне льстите, Барбара. На самом деле есть немало других ученых, которые в состоянии это сделать. Просто им понадобится больше времени — месяцы исследований в библиотеках и архивах. А у меня жесткие сроки. Надо понять все до тридцатого марта. Значит, остается всего несколько дней.
— В таком случае нужно не мешкая приниматься за работу. Я готова помогать вам. — Барбара взяла со стола блокнот и карандаш.
Эдвард поднялся и, расхаживая по комнате, принялся рассуждать:
— Я уже сделал заметки о некоторых фразах, требующих критической оценки. Байрон называет в дневнике места, где бывал, и людей, с которыми встречался в Риме. Многое из этого мне еще не удалось найти. — Каждый раз, проходя мимо окна, Эдвард видел Замок и парящего над ним Божьего посланца. — Главная проблема сейчас — понять, был ли я действительно прав, утверждая, что площадь, упоминаемая Байроном, — плод воображения, поэтический вымысел.
— Похоже, не вымысел, раз художник написал ее. Ах, если бы найти эту картину!
— Я нашел ее. — Барбара удивленно вскинула голову. — Но ее увели у меня прямо из-под носа.
— И где она теперь находится? — Глаза Барбары потемнели от волнения.
— Картина находится на корабле с веслами… если верить информации с того света. Я не шучу. И нахожусь в здравом уме. А может быть, и не в здравом. Но тогда безумие мое состоит именно в том, что я не хочу с ним согласиться. Барбара, вчера я присутствовал на спиритическом сеансе…
Барбара приготовилась услышать что-то необычное. Громкий телефонный звонок заставил обоих вздрогнуть. Девушка сняла трубку.
— Алло! — Выслушав невидимого собеседника, она взглянула на Эдварда: — Да, сейчас позову его.
Она передала трубку Эдварду и прислонилась плечом к косяку двери, ведущей на террасу.