Последнее замечание Эдвард, казалось, пропустил мимо ушей.
— И все? Так, может, поэтому у вас плохое настроение? А каков он, этот Тальяферри? Молодой, наверное?
— Он похож на вас.
— Тогда еще больше причин встретиться с ним. Сегодня днем он был дома? — В последнем вопросе явно не ощущалось логики.
— Нет.
— И в самом деле. Я ведь звонил. Никто не ответил.
Лючия тихо коснулась его плеча:
— Сейчас направо, через мост. Уже скоро.
Что-то заставляло Эдварда говорить почти без умолку:
— На вас красивое платье. Немного в цыганском духе. И ваши волосы… И в вас есть такое очарование… Очарование старинной фотографии из семейного альбома. А ваш медальон, он сделан… в каком же веке?
— О, это амулет. Он обладает разными необыкновенными свойствами. Может, например, заставить мужчину потерять голову.
Эдвард улыбнулся:
— Я уже готов потерять голову.
Лючия улыбнулась в ответ:
— Здесь можно остановиться. Теперь лучше идти пешком.
Машина затормозила. В просвете между домами мелькнула колокольня базилики Санта Мария ин Трастевере. В этой части Рима было совсем малолюдно. Город засыпал. Эдвард помог Лючии выйти, взял с заднего сиденья сумку, и они двинулись дальше — в самый лабиринт узких улочек.
Они входили под мрачные арки, камушки срывались у них из-под ног и со стуком катились вниз по лестницам с истертыми ступенями, там и тут виднелись очертания римских руин, барельефы со стершимися от времени изображениями были почти неразличимы в тусклом свете фонарей.
Они шли довольно быстро и оба запыхались. Характер построек опять изменился. В узких мрачных улочках не было ни машин, ни людей, город словно потерял приметы времени.
— Не думал, что такие кварталы сохранились в Риме. — Эдвард озирался, как зачарованный. Вряд ли он забрел бы сюда самостоятельно. — А вы здесь чувствуете себя как дома. Верно?
— Да, я здесь каждый камень знаю! — воскликнула Лючия.
— Ну, значит, вы именно тот человек, который мне нужен. Я ищу одну площадь. — Лючия замедлила шаг. — Разве Тальяферри ничего не говорил вам?
— Нет, а что?
— Это удивительная площадь. Если верить фотографии, конечно. Небольшая, с низким портиком. Слева старинный храм с колоннами, справа фонтан. Фонтан с дельфинами.
Лючия покачала головой в задумчивости:
— Фонтан с дельфинами, колонны? Нет, я не знаю такой площади, хотя…
— Хотя что?
— Хотя, когда вы сказали про храм, и портик, и фонтан, мне показалось, что я видела где-то… Но ведь это Рим, и здесь везде колонны и фонтаны!
Наконец они остановились перед старым двухэтажным домом. Вывеска на фасаде, сохранившаяся, судя по шрифту, еще с прошлого века, гласила: «Таверна „У Ангела“».
— Вот… — Лючия заметно волновалась. — Пришли.
Массивные стены дома были сложены из плохо обтесанных камней неправильной формы. Толкнув тяжелую дверь, Эдвард вошел первым, готовый внутренне ко всяким неожиданностям. По крутым каменным ступеням они сошли вниз.
Помещение, в котором они оказались, походило на грот. Или на катакомбную церковь, в которой решили почему-то устроить таверну. На темном закопченном потолке виднелись следы росписи, грубые дубовые столы со скамьями стояли вдоль стен, бросалась в глаза деревенская утварь прошлого века. Несколько факелов, прикрепленных к стенам, да керосиновые лампы — освещение соответствовало интерьеру.
В глубине зала горел очаг. Слуга, облаченный в старинную одежду и едва различимый в полумраке, поворачивал на вертеле поросенка. Второй был скорее всего хозяином. Тощий, с длинными черными волосами… Так раньше на карикатурах изображали Паганини. Этот второй, похоже, хорошо знал Лючию, потому что, не выходя из-за буфетной стойки, ограничился легким кивком.
Лючия направилась к столу, и Эдвард, в ошеломлении оглядываясь, двинулся за ней.
— Боже, я не знал, что такие места еще существуют! — воскликнул он, усаживаясь на скамью лицом ко входу и кладя рядом с собой плащ и сумку.
— Нравится?
— Еще бы! Но я здесь… Нет, я определенно робею отчего-то, словно не в своей тарелке себя чувствую. Вот ваш наряд и вообще весь ваш образ — вполне соответствующий… Не думал, что с такой достоверностью можно воспроизвести атмосферу прошлого века… Простите, я несу чушь, словно банальный турист, только что приехавший из Техаса. Для ученого я что-то слишком эмоционален.
Теперь в улыбке Лючии появилась какая-то отстраненность.
— Вам так уж необходима трезвость ума?
— Это моя работа. Архивы, документы… Всему надо дать объективную оценку. Насколько это возможно, разумеется. Так где же Тальяферри?
Теперь в голосе Эдварда звучала ирония — игра слишком затянулась.
— Придет. Еще не настало время. — Лючия говорила спокойно, почти равнодушно.
— Подождем. Нам ведь некуда спешить, не так ли?
— Я привыкла ждать.
— Ну да, итальянки всегда терпеливо ждут своих мужчин. Такая во всяком случае идет молва. Тальяферри часто заставляет вас ждать?
— Я вижу его каждый день, — ответила Лючия, не меняя своего неторопливого и отстраненного тона.
— Каждый день и… каждую ночь. Вы мимоходом сообщили мне это. Чтобы я не строил никаких иллюзий? Но ревновать-то вы мне не запретите? Хотя, в самом деле, какое право я имею на ревность…
Лючия молчала. Эдвард жестом подозвал одного из слуг. Тот подошел с кувшином вина и, поставив его на стол вместе с двумя стаканами, исчез.
— Вино! Вино из винограда, собранного в предместьях Рима в прошлом веке! Совсем не удивлюсь, если так и окажется.
Эдвард наполнил стаканы. Лючия все больше уходила в себя, а Эдвард продолжал говорить, словно в лихорадке:
— Ну, расскажите о себе, милая Лючия. Что вы делаете? Чем занимаетесь? Я хочу сказать — кем работаете?
— Натурщицей.
Эдвард поднял брови.
— Натурщицей. У Тальяферри, — пояснила Лючия.
— Не самое распространенное занятие в наше время. Чаще услышишь — манекенщицей, тогда понятно, что речь идет о рекламном бизнесе. А вы — просто натурщица у художника. Значит, все светлое время суток проводите в мастерской, а на улицу выбираетесь только вечером.
— С чего вы взяли?
— Вы так бледны, словно никогда не бываете на солнце. Но надо признать, что бледность вам к лицу. Это тоже составляет часть вашего очарования.
— Да, я не люблю солнечный свет.
Эдвард долил себе вина и выпил почти все залпом.
— Каким вы представляли меня до нашей встречи?
— Точно таким, каким вы оказались.
Пристальный взгляд Лючии волновал его.
— Но как? Как один человек, если, конечно, он не ясновидящий, может с точностью представить себе другого человека? Ведь между воображаемым и действительным должна быть разница?
— Вот некоторые и считают меня колдуньей. Так что берегитесь. — Все это было сказано без тени улыбки.
Не очень сознавая, зачем он это делает, Эдвард протянул руку и дотронулся до медальона на груди девушки. Он никогда не перебарщивал со спиртным, но сейчас остановиться не мог. Вино и присутствие Лючии все больше волновали его.
— Надеюсь, все колдуньи такие же красивые. — Он приподнял стакан Лючии, приглашая выпить вина, и посмотрел ей прямо в глаза. — А Тальяферри, видно, решил замучить нас ожиданием.
— Он появится с минуты на минуту.
Эдвард допил вино. Длинная тень, отбрасываемая на стену спускавшимся по лестнице человеком, заставила его вздрогнуть.
— Это он!
— Нет, не он, — сказала, не оборачиваясь, Лючия.
На лицо незнакомца упал свет факела, и Эдвард внутренне ахнул, настолько вошедший был похож на хозяина таверны. Легче было списать это на игру воображения.
Хозяин и новый посетитель переглянулись и оба посмотрели на Лючию и англичанина.
Эдвард подумал, что, может быть, сейчас самое время уйти, но желание довести партию до конца и присутствие Лючии удерживали его.