— Погода здесь хорошая.
— Папа, послушай, я хотела тебе сказать, я говорю тебе, что…
— А у тебя? Как там погода?
Франческа закрыла глаза.
— Здесь дождь, — сказала она. — Но он закончится. Пока, папа.
— Пока, котенок.
Итак, этой ночью, как и в любую другую ночь, в постели лежали муж и жена. И ни один из них не имел ни малейшего представления, о чем думает другой. Странно находиться так близко, когда теплые тела соприкасаются под простынями, и думать о вещах таких ужасных, что они едва не кричат из твоей головы. Массимо, если бы ты знал, что я сделала с твоей дочерью, если бы ты слышал, какие кошмарные мысли теснятся в моей голове, — он небрежно гладил ее по ноге, но о чем думал на самом деле? — если бы я могла слышать твои мысли. Он убрал руку с ее ноги, перевернул страницу книги — сможем ли мы когда-нибудь снова посмотреть друг другу в глаза? Или в ужасе отвернемся, вскочим на ноги и убежим? Подальше друг от друга, чтобы забыть о встрече с такими отвратительными людьми, как мы.
На следующее утро случившееся стало казаться очень далеким сном. Чем-то нереальным, что никогда не происходило. Анджела завтракала, смеялась и ничем не показывала, что она изменилась, или перенесла травму, или что боится своей матери.
Проснулся и муж, как обычно весело насвистывая, полный энергии и планов.
— У меня болит голова, — попыталась сказать ему Франческа (убери этот плаксивый тон, ты все делаешь не так), и он скривил губы.
Эмма тоже была бодра, они с Анджелой кидались друг в друга завтраком и играли, а папа смеялся. И мягко сказал Франческе, поглаживая ее ладонь и поднимаясь из-за стола:
— Попробуй улыбнуться хоть разок.
Он принялся собираться.
— Сегодня важный день, я немного задержусь.
— Надолго? — спросила она с оттенком паники.
Зазвонил его телефон. Массимо сразу ответил. Сказал что-то очень эмоционально. Его глаза засверкали. Она испугалась. Он сжал ее горячие руки.
— Кажется, меня выбрали вести исследования в Лондоне!
— Что? — спросила она.
— О, еще не все решено, — он поцеловал ее руку, лицо раскрасневшееся, светящееся радостью. Франческа посмотрела на свою руку, затем — в глаза Массимо. — Ты понимаешь? — сказал он, кипя эмоциями. — Но, может, они выберут меня!
— Лондон, — сказала она. — Когда?
— Этим летом, — он беззаботно подхватил ключи от машины.
— Надолго? — спросила она.
— Еще не знаю, — ответил он.
— Может, мы с девочками поедем с тобой, если это будет летом…
— Посмотрим, — он разгладил руками рубашку. — Я буду очень занят, Фра. И знаешь, сколько стоит снять квартиру в Лондоне для семьи из четырех человек? В любом случае посмотрим…
Это звучало разумно.
— Но мы поедем, так?
Муж посмотрел на нее без всякого выражения.
— Нет смысла переживать о том, что еще не произошло. Разве ты не рада за меня?
Она проводила его до двери — по пути он сделал еще один глоток кофе, — машинально отправилась следом, когда он уходил строить свою жизнь. И снова вспомнила о матери, еще одна картинка, яркая вспышка в мозгу. Они вдвоем играют с маленькой игрушечной кухней и смеются. Сидят вдвоем на паркете. Была ли ее мать счастлива?
Она закрыла дверь за Массимо. Долго наблюдала за ним из окна — он вышел на волю, она осталась в тюрьме. Перспектива лета — единственное, что давало ей якорь надежды, — превратилась из золотисто-желтой мечты в ураган. И дом зашептал, сперва тихо, потом все громче и громче: «Плохо! Плохо! Плохо!»
21
— Мама! Стой, мама, остановись! Я боюсь! — кричала девочка.
Но Франческе было все равно. Она сжимала. Думала только: сжимай сильнее, не останавливайся.
— Мама! Нет! Ты делаешь мне больно! Хватит, мама! Больно? Я делаю тебе больно? А что насчет всей боли, которую ты мне причинила?
— Помогите! — девочка пронзительно вскрикивала, все реже и реже, взмахивала своим красным браслетом перед ее лицом, пыталась прижаться к ней. Барахталась. — Помогите!
Теперь ты увидишь, как я тебе помогу, маленькая сучка.
— Нет! Хватит! — крик вышел приглушенным, девочка пыталась выдавить воздух из легких.
Но она сжимала, сжимала, как приятно было сжимать. Наконец-то сжать сильнее. Сжать навечно. Но эти маленькие, противные ручки цеплялись за нее, царапали ее, этот глупый красный браслет обжигал глаза. Голова раскалывалась от боли. Оставь меня в покое, черт возьми! Перестань наконец меня трогать! Франческа сжимала, сжимала изо всех сил, ее не волновал этот крик, то, что она делала. Наконец она смогла сжать. До конца.