Джироламо так и сделал, после чего Ринальдо рассказал о том, что произошло в ските. И, закончив, воскликнул:
— Так пусть это дело решает наш Закон!
— Пощады! Пощады! Пощады для Паоло! — закричали многие.
Ринальдо молчал.
Паоло лежал на земле. Ему только что сменили повязку. Он тоже слабым голосом молил о пощаде.
Ринальдо молчал.
Джироламо подошел к нему и стал просить за Паоло.
Ринальдо не промолвил ни слова.
Тогда к нему приблизилась Фьорилла, она сказала:
— Атаман! Ради тех страданий, что испытало мое сердце из-за тебя, прошу тебя пощадить Паоло. Ведь я полюбила его, дабы подавить мою любовь к тебе.
— Я, как и вы, подчиняюсь Закону, — ответил Ринальдо, — и потому не вправе пощадить его.
— Не подчиняйся Закону, — закричали все. — Будь сам законодателем, чтоб самому щадить и миловать!
— Если вы этого хотите…
— Мы заклинаем тебя!
— Так объявляю Паоло помилование, и его сотоварищам тоже. Но при одном-единственном условии.
— Говори!
— Чтобы случай сей был первым и последним, когда я при подобных поступках объявляю помилование.
— Да будет так!
— Кстати… Паоло и его сотоварищам, которые столь жестоко обошлись с бедным старцем, следует передать ему двух коз, две бочки вина и десяток домашней птицы…
— Браво! Браво! Да здравствует атаман!
Под бурное ликование, под музыку и радостные возгласы завтракал теперь Ринальдо у своей палатки. Минуту-другую наблюдал он за суетой в лагере. Потом написал несколько приказов, запечатал их в конверты и приказал созвать всех. Разбойники с напряженным вниманием и интересом приготовились слушать своего атамана. Ринальдо, оставаясь на своем месте, обратился к ним со следующими словами:
— Джироламо! Передаю тебе приказ, который ты распечатаешь в Борго. По обстановке решишь, идти тебе в Ареццо или нет. Дело, тебя туда ведущее, требует осторожности.
Тебя, Фьорилла, я посылаю в Бибиену. Послушай, что там говорят о нас.
Николо и Себастьяно прочешут лесной массив у Бозины.
Тебе, Амадео, я поручаю леса у Анчьярто.
Альтаверде берет шесть, а то и восемь человек и попытается захватить председателя суда в Бранколино.
Ближе к вечеру Матео с двадцатью молодцами отправится в южные горные районы и займет Козью тропу.
Альзотто с тридцатью храбрецами остается здесь, ожидая приказа.
Чинтио отберет себе двенадцать человек и, пройдя по Тополиной долине слева от Ориоло, выйдет там к ущелью.
Все остальные расположатся лагерем в западной равнине перед Марчанским лесом. Вот вам пароль, — и он назвал его.
Все тотчас принялись исполнять приказания.
Ринальдо же погрузил на двух своих огромных псов разные лекарства и продукты и направился вновь к скиту Донато…
Аурелии там уже не было, но крестьянский паренек, сын другого мызника, стоял у постели Донато.
Донато поручил своему юному стражу насобирать дров. Ринальдо тем временем дал старцу несколько ложек подкрепляющих лекарств, из тех, что принес с собой.
— Надеюсь, что очень скоро буду опять на ногах, — сказал Донато. — Может, ты пришел, чтобы проститься со мной?
— Ты считаешь, так будет лучше?
— Я хочу этого. Теперь я знаю, кто ты. Мне не хотелось бы разговоров, будто я с тобой подружился. Тебе ведь известно, как это бывает. Людские пересуды — не такой пустяк… Я благодарен тебе за спасение моей жизни и буду молчать. Никто не узнает от меня, что внушающий всем страх Ринальдини, за голову которого дают высокую награду, был у меня… Аурелия доверилась мне.
— А если я скажу тебе, что люблю ее?
— Смеешь ли ты любить ее? Можешь ли надеяться на взаимную любовь, если Аурелия узнает, кто ты, Ринальдини?
— А надо ли ей это знать?
— Хочешь обмануть ее?
— Я скажу Аурелии…
— Ты не будешь больше говорить с ней, Ринальдини!
— Правда?.. Ну, так жди моих ответных действий.
— Не затевай никаких мерзких дел, Ринальдини!.. Если ты взаправду любишь Аурелию, как можешь ты желать, чтобы она стала несчастна? Ты любишь ее не той чистой любовью, какую заслуживает эта девушка. Или ты хочешь ввести ее в свою шайку? Тогда рано или поздно правосудие покарает и ее, как твою сообщницу. Для тебя самого уже несчастье быть тем, кто ты есть, но ее оставь жить и умереть всеми уважаемой… Надеюсь, ты скоро оставишь меня, чему я буду весьма рад, ибо жду гостя.
— Не из страха, которого не ведаю, а токмо из любезности ухожу, Донато. Но до того еще один вопрос: кто те особы, чьи портреты висят над твоей кроватью? Она — в одежде монахини, он — в форме?