– Приказываю отойти от щели!
– Приказывает! – Сашка оскалился. – Отошло ваше времечко, товарищ командир. Теперь немцы приказывают.
Андрей соскочил с нар и, выбирая дорогу меж лежащими на полу людьми, решительно направился к спорящим. У Сашки забегали зрачки. Он искал глазами Костю-моряка. Сашка почему-то рассчитывал на его поддержку. В гестапо они сидели в одной камере.
Молодой моряк Костя Сапрыкин в полосатой рваной тельняшке, под которой вырисовывались бугристые мышцы, уже торопливо пробирался к ним. В вагоне выжидающе притихли. Сашка, чуя подмогу, выругался и добавил:
– Через мой труп!
Но Сашка ошибся. Костя схватил его за грудки:
– Командир дело говорит. Хватит, отшвартовывайся.
Песовский привык уважать силу. Он съежился и заморгал глазами:
– Да я что? Ничего. Всегда пожалуйста…
Больных и раненых уложили на лучшие места. Ивану Ивановичу достали старые с облезшей никелировкой карманные часы. По этим часам он строго следил за очередью у щели. Каждый мог пользоваться ею не более шести минут.
…Андрей посмотрел вниз. У щели очередь. Его время еще не скоро. Вцепившись узловатыми пальцами в доски двери, к щели приник Костя. Андрей уже знал, что этот матрос был в числе тех героических защитников Севастополя, которые прикрывали отход последнего катера. Костя попал в плен, бежал из концлагеря, сражался в партизанском отряде.
Когда два дня назад узники услышали от охранников страшное слово Бухенвальд и поняли, что их везут в этот чудовищный лагерь смерти, Костя Сапрыкин спросил у Пельцера, старого преподавателя-географа:
– А где этот чертов лагерь?
– Почти в самом центре Германии. Возле города Веймар.
– Эх, каким дураком я был в школе! – вздохнул матрос. – Зря немецкий язык не учил. Как бы мне он пригодился!
– Зачем? – спросил веснушчатый солдат, поддерживая забинтованную тряпьем раненую руку. – Умирать можно и так.
– Умирать, братишка, я не собираюсь. А вот как махану из лагеря, то зазря попасться смогу. Как дорогу спрашивать буду? По-русски?
Уверенность Кости в себе, уверенность его в том, что он вырвется из лап фашистов, отзывалась в сердце каждого пленника, разжигала искорку надежды…
Сапрыкину пора было уступать место у щели. Еще несколько секунд. Он теснее приник небритой щекой к двери и втягивал в себя воздух, задыхаясь и торопясь.
Воздух… Воздух…
Андрей представил себе, как лицо обдувает прохладная ласкающая упругая струя. Ее можно вдыхать, пить, глотать. И с каждым вдохом она приносит жизнь, вливает бодрость, силу, энергию.
Бурзенко уселся поудобнее, вытянув затекшие ноги, и прислонился спиной к теплым доскам вагона. Поезд, ритмично постукивая колесами на рельсовых стыках, уходил все дальше и дальше на запад, а мысли Андрея устремлялись назад, на восток, возвращались к недавнему, но уже ставшему далеким прошлому…
Он сидит в углу ринга, откинувшись на жесткую подушку. За спиною – два раунда напряженного боя. Тренер Сидней Львович энергично обмахивает Андрея белым мохнатым полотенцем. Каждый его взмах совпадает с ритмом дыхания боксера.
Разгоряченное лицо Андрея ощущает приятную прохладу. На отдых дана одна минута. Но этого вполне достаточно сильному молодому телу. С каждой секундой восстанавливается растраченная энергия, ноги становятся легкими, руки – сильными, тело – гибким, выносливым.
Андрей Бурзенко погрузился в воспоминания.
Это был его последний бой на ринге. Переполненный ташкентский цирк. Люди сидят даже на полу возле ринга. В воздухе – гул голосов. Последний минутный перерыв. Андрей слышит, как страстно шепчет ему Сидней Львович:
– Бей по корпусу. Понимаешь, по корпусу, снизу. Голову он хорошо защищает, а корпус плохо. Открыт. Бей снизу.
Бурзенко улыбнулся. Он понял тренера. Действительно, во втором раунде все попытки атаковать противника в голову кончились неудачей. Кулаки Андрея наталкивались то на перчатку, то на упругое плечо, подставленное под удар, или – что хуже всего – били воздух. Соперник «нырял» под бьющую руку, и Андрей по инерции «проваливался».
Звук гонга поднимает Андрея с табуретки. Сидней Львович сует ему в рот каучуковую капу – предохранитель зубов, вытирает полотенцем мокрое лицо и напутствует:
– Бей по корпусу. Снизу!
Андрей кивает. Навстречу скользящими шагами приближается Федор Усенков. Он старше Андрея на шесть лет, атлетически сложен, красив, за его плечами опыт восьмидесяти боев. Неоднократный чемпион республики в полутяжелом весе уверен в своей победе. Прикрыв подбородок поднятым левым плечом, Усенков с дальней дистанции наносит серию быстрых прямых ударов. Он легко передвигается по рингу, старательно избегая сближения с Андреем. Встреча в ближнем бою или даже в схватке на средней дистанции с тяжелыми кулаками молодого боксера не обещает ничего хорошего. К тому же – зачем рисковать? Преимущество в двух первых раундах давало право на победу по очкам. Это преимущество необходимо только закрепить. И Усенков, умело маневрируя, закреплял свой успех легкими, но молниеносными прямыми ударами с дальней дистанции.
Над плотными рядами зрителей стоит сплошной гул голосов. Сотни пар глаз скрестились на светлом квадрате ринга. Там, за белыми тугими веревками, идет финальный бой чемпионата республики, решается судьба первого места в полутяжелом весе.
Истекают последние секунды третьего раунда, Усенков по-прежнему мягко уходит от наседающего Андрея, ускользает как рыба из рук.
Тогда Бурзенко решает атаковать с дальней дистанции. Правда, это опасно: Усенков более опытен, резок в движениях и может ответить сильным контрударом. Но другого выхода нет. Уловив момент атаки, Андрей еле заметным отклоном заставил своего противника промахнуться. В следующее мгновенье Бурзенко резко выбрасывает руки вперед и наносит серию прямых ударов в голову. Усенков быстро реагирует на них, подставив локоть и перчатку, и – открывает корпус. Этого и ждал Андрей.
Удар в корпус был неожиданным и молниеносным. Усенков, взмахнув руками, медленно опускается на брезент.
– Раз, – судья на ринге взмахнул рукой, открывая счет, – два…
Андрей не спеша прошел в дальний угол ринга и стал спиной к лежащему противнику.
– …три… пять… восемь… – отчетливо слышался голос судьи.
При счете «десять» тишину взорвал грохот аплодисментов. Усенков пришел в себя. Он с усилием поднялся на одно колено и протянул руку победителю.
– Поздравляю, Андрюша…
Тут же на ринге председатель комитета физкультуры под звуки марша вручил победителю приз – хрустальную вазу и голубой, с золотым тиснением, диплом чемпиона республики. Товарищи пожимали руки, поздравляли. Болельщики дарили цветы.
Среди поздравлявших Андрея оказалась незнакомая девушка. Возбужденный успехом, Бурзенко, вероятно, не обратил бы на нее внимания, подойди она раньше. Но девушка подошла позже других и протянула победителю букет красных роз с крупной белой лилией в середине.
Андрей виновато улыбнулся – руки у него были заняты: помимо уже преподнесенных цветов, он держал хрустальную вазу и диплом чемпиона. Бурзенко не мог взять протянутый букет.
Девушка смутилась.
Сколько времени они простояли друг перед другом, Андрей так до сих пор и не помнит: может быть, секунду, а может, несколько минут. Он смотрел в ее большие глаза и не знал, что делать.
– Ну возьмите же цветы, – смущенно улыбнулась девушка.
Эта улыбка как бы встряхнула Андрея.
– Подождите меня. Я мигом!
С этими словами он отдал ей цветы, диплом, вазу, а сам, легко перепрыгнув через канаты ринга, скрылся в раздевалке.
Андрей спешил. Он был очень молод, и, конечно, ни одна девушка еще не ждала его.
– Вы готовы? – тихо спросила она, и щеки ее залил румянец. Вероятно, то же случилось и с Андреем – он почувствовал, что уши, а потом и все лицо запылало.
Андрей помнит, как они вышли из цирка. Здесь, у огромной красочной афиши, она замедлила шаги:
– Мне нужно направо. До свидания.