Голова закружилась.
Его так сильно пошатнуло, что он не смог устоять на ногах, которые вмиг стали будто ватные. Повалившись, он лишь видел щиколотки танцующих, и их беспорядочные движения.
В глазах потемнело.
Ал чувствовал, что находится в черной пустоте, слыша обрывки голосов, эхом долетающих из неизвестной реальности. Они говорили: «Шансы есть, но может не выжить», «Нагрузки на сердце в момент алкогольного опьянения, интоксикация», «Встанет через пару дней, вероятно»…
«Надо было послушать тебя, Нор. Вот почему я не скачал игру? Так бы никуда не пришлось ехать» — думал Ал, стараясь найти хоть какую-то деталь в царящем вокруг мраке. Вдруг, в веки ударил яркий свет, который даже сквозь них умудрялся резать глаза. Ал сощурился, и вдруг ощутил такую головную боль, которую ещё никогда, даже во время страшного похмелья, испытывать не приходилось.
Во рту был такой отвратительный горький привкус, будто бы Ала всю ночь рвало. Очень хотелось пить.
Ал слышал, как рядом с ним кто-то возится. Любой шорох и звук били по мозгу словно отбойный молоток. Более паршивого самочувствия у Ала никогда не было, и он очень жалел, что согласился вчера поехать. Он сочувствовал людям, пережившим отравление алкоголем, потому что это действительно страшная, и, как оказалось, очень неприятная вещь. Сердце стучало так, будто собиралось вот-вот остановиться, и это пугало.
Ал тут же стал мучиться от боли в желудке, испытывая рвотные позывы, и болезненно простонал.
— О! — раздался приятный, женский голос. — Вы проснулись!
Реагируя, Ал попытался привстать, и от попыток двигаться ощутил, как тошнота и боли усилились. Кто-то силой придавил его к постели, толкая в плечи, и не позволяя встать.
— Лежите! Лежите! — сказала девушка. — И глаз старайтесь не открывать!
Ал вдруг на секунду забыл обо всём, что было вокруг. Он сфокусировал слух на голосе, и осознал для себя: «Более волшебного и красивого голоса я ещё никогда не слышал». Стоило ей заговорить, как все проблемы тут же улетучивались, боли проходили, и забывались невзгоды, которые пережил Ал. «Если бы её голос можно было пощупать, — Ал пытался провести аналогию, — то на ощупь он был бы как щёлк».
Он попытался представить себе её образ. Яркая брюнетка… Нет, яркая блондинка, с большими и добрыми голубыми глазами. Желая проверить свою гипотезу, Ал, с большим усилием открыл глаза.
Спустя миг, яркий мир стал обретать чёткие очертания, и заполняться красками. Ал уловил медицинский запах, который можно было учуять в любой клинике. Он увидел белоснежные стены больничной палаты.
Девушка в белом халате взволнованно смотрела на Ала, и улыбнулась.
— Я же сказала, ну не открывайте глаза. Больно будет!
— Ради твоего номера всё, что угодно, — сказал Ал, подумав первое, что пришло в голову, и тут же прикусил язык, зажмурившись, и наказывая себя за глупость.
Девушка захихикала, то ли от умиления, то ли от того, насколько Ал нелепо звучал и выглядел. Его догадки по поводу её внешности почти подтвердились. Он лишь ошибся с размером глаз. Они были не большие, но очень добрые, выразительные, и голубые. Длинные, прямые волосы опускались ниже плеч. «Случайно» Ал зацепил бюст девушки взглядом, и оценил что, не смотря на закрытую одежду, было видно — грудь довольно большая.
Так же он разглядел бейдж, на котором было написано: «Ваша медсестра: Мария».
Мария. Маша. Мариша. Алу это имя показалось очень красивым, и родным, потому что в России, на его родине, многих девушек звали Мария. Ему даже подумалось, что может, Мария из России? Чтобы завязать разговор, он решил спросить:
— Мария, а вы не из России случайно?
Мария улыбнулась, показав стройный рад белых зубов.
— Нет, мистер Можаев…
— … Просто Ал, пожалуйста.
— Да, извините, Ал. Я из Лос-Анджелеса. В России никогда не бывала, но хотелось бы побывать.
Попытка сделать комплимент стране, в которой Ал раньше жил, умилила его. Он ни капли не был патриотом, — иначе, зачем ему было уезжать? — но родину всё равно любил. Не в формате ура-патриотизма, не восхваляя правительство, до которого ему-то и дела не было. Они там, наверху, решали вопросы, на которые Ал лично никак не мог повлиять. Ему было важно, что у него в холодильнике, и как он лично живёт, потому, на всё, что вне сферы его влияния, он редко обращал внимание.
Он любил именно родину. Земли, на которых жил, и в особенности, цветущие летние леса и деревеньки. Суета большого города была ему не по душе, и в Нью-Йорке он оказался лишь потому, что в провинциях мало работы, за которую платили копейки. Уехать из России он был вынужден потому, что условия жизни там были не самые лучшие. Он даже думал вернуться, как только в стране наведут порядок.