Мотыги и молоты гремели по городу в течение двух лет, уничтожая тысячи ужасающих лачуг, а людям, которым больше негде было жить, приходилось уходить в холмы. Крыс отлавливали и убивали на грязных улицах тоннами, а бригады дезинсекторов обшаривали районы трущоб, окуривая каждую сточную трубу, каждый куст в горшке. Затем город отдали во власть строителям. Когда в 1906-м леса наконец убрали, Рио возродился новым, современным, «европейским» городом, где легко дышалось, с широкими и ярко освещенными проспектами, бульварами вдоль морского берега, пристанью для трансатлантических судов и красивыми зданиями с лифтами и портье. Наконец-то город стал достоин своего природного окружения. Французский поэт Жан Катулл-Мендес назвал его «La ville merveilleuse», «Чудесным городом». А человек, осуществивший это преображение, был префект Перейра Пассуш, инженер, своими глазами видевший, как преобразил Париж Эжен Гауссманн. За санитаризацию отвечал его секретарь по здравоохранению Освальду Круж, тридцати двух лет, бывший ученик Луи Пастера.
Пока речь шла только об уничтожении комаров и охоте на крыс, жители поддерживали Освальду Кружа. Но когда он ввел обязательную вакцинацию от оспы, то столкнулся с самым неистовым выражением непонимания — начался бунт, в котором пришедшие в ярость бедняки непостижимым образом встали на сторону болезни. За годы до этого аналогичный протест вакцинация вызвала в Англии и в Соединенных Штатах и по тем же самым причинам. В Рио в ноябре 1904-го это решение вызвало беспорядки, царившие на улицах семь дней и ночей. Люди валили фонарные столбы, сжигали трамваи, нападали на автомобили санитарной службы, грабили склады, устраивали поножовщины и перестрелки с полицией, после которых осталось много убитых и раненых. Даже самому Освальду Кружу принародно угрожали. Это был один из крупнейших народных бунтов в истории города и единственный в своем роде, и поэтому его причины довольно долго оставались неясными.
Теперь-то мы знаем, что в те времена странно было бы, если бы никто не стал протестовать. Простые мужчины и женщины видели это так: ненавистная полиция заставляет их обнажать руку или ногу, чтобы неизвестно кто (доктора из санитарной службы) сделал им укол, от которого останется шрам, и впрыснул какую-то непонятную жидкость. Многие считали, что таким образом правительство просто решило убить бедняков и впрыскивали им саму болезнь. Конечно, все было не так, но при общем отсутствии образования оппоненты президента Родригеса Алвеса — а в их число входили военные и представители профсоюзов — использовали это убеждение как политическое оружие: они провоцировали демонстрации, подстрекали к мятежу в газетах и довели его до нелепо огромных масштабов.
Освальду Кружу удалось осуществить свою кампанию, а тринадцать лет спустя он умер, все еще возмущенный этим чудовищным непониманием. Но после его смерти его дело одержало полную победу. Люди осознали его величие, и он превратился в национального героя. Созданный им институт (теперь — Институт Фонда Освальду Кружа) обучил не одно поколение специалистов по здравоохранению и стал известным во всем мире центром исследований по этому вопросу. Годы спустя, как только купальные костюмы на пляжах Рио стали стремительно уменьшаться в размерах, не нашлось бы ни одной девушки-кариоки, которая не могла бы похвастаться легким следом от вакцинации на ягодице или на бедре.
В ноябре 1910-го, когда Рио был еще нетронутым, а залив Гуанабара как никогда прежде походил на страну мечты, новый мятеж взбаламутил его воды: моряки-кариоки взбунтовались против телесных наказаний, взяли в плен своих офицеров и захватили стоявшие в заливе суда. Мятеж, возглавляемый умелым моряком Жоау Кандиду Фелишберту, начался на борту военного судна «Минаш Жерайш», а искрой, которая разожгла это пламя, стало назначенное одному из моряков наказание в 250 плетей — отсюда и название Бунт кнута (Revolta da Chibata; chibata — это такой кнут с гвоздями на конце). Во время захвата «Минаш Жерайш» командир судна Батишту дас Невеш встретил бунтовщиков со шпагой в руке и погиб, утверждая субординацию. На других кораблях тоже были погибшие.
Моряки нацелили пушки на дворец Катете, где заседало правительство, и выставили требования: запретить телесные наказания, поднять жалование, улучшить питание на борту, сократить срок службы и объявить амнистию для мятежников. (Это были значительно более серьезные запросы, чем у моряков броненосца «Потемкин», которые протестовали только против того, что повар использовал мясо низкого качества.) Этого списка вполне хватило бы для того, чтобы привести офицеров в негодование, но было в этом бунте и нечто, раздражавшее их еще больше: Жоау Кандиду и девяносто процентов из двух тысяч мятежников были черные, а в бразильском военном флоте, как и в большинстве других, неграм не разрешалось подниматься на палубу, и тем более не могли они отдавать приказы кому бы то ни было с «более благородным» цветом кожи. Офицеры попытались окружить бунтующие корабли, заминировать вход в залив, чтобы им некуда было деваться. Но моряки заметили этот маневр и, чтобы доказать, что они не шутят, выстрелили в Морру ду Каштело, отчего два человека погибли. И над Рио нависла опасность снова, как в 1893 году, оказаться на линии огня, отчего главный удар приняли бы на себя жители города.