Резко выдохнув, моя грудь наполнилась огнем от этих знакомых слов. Я выбежал из двери к ожидающему меня затонированному фургону Михаила.
Все быки позади нас сидели спокойно, ожидая моих приказов. Когда пассажирская дверь закрылась, Михаил сунул мне в руки винтовку. Я посмотрел на него, и он сказал:
— Как бы сильно ты не пугал меня своими лезвиями в клетке, я надеюсь, что ты знаешь, как обращаться с этим. Складской подвал, где прячется ублюдок Джахуа, будет заполнен охранниками с винтовками. У тебя не будет шанса сразиться с этими ублюдками вблизи.
Я обхватил винтовку руками и ответил:
— Не беспокойся обо мне. Беспокойся о себе, о том, чтобы вернуться живым.
Быки позади нас зашептались. Когда Михаил завел двигатель, он повернулся и произнес:
— Я работаю на твоего отца уже пятнадцать лет. — Я посмотрел на него, а он на меня. — Никогда, ни разу за всю мою службу, куда бы нас не посылали, ни князь, ни пахан не сражались рядом с нами. Алик Дуров дрался в «Подземелье». Он убивал на этих улицах только потому, что был больным сукиным сыном. Он обращался с нашими людьми, как с собаками, одноразовыми солдатами для развлечения. Но ты, ты сражаешься вместе с нами с гордостью, как брат по оружию. Ты даешь нам повод для гордости за семью Волковых и за наше положение в Нью-Йорке. — Он оглянулся, молча кивнув быкам, и добавил: — Ты ведешь нас с тех самых пор, как вернулся. И каждый из наших братьев здесь, и остальные солдаты братвы последуют за тобой даже в ад. — Михаил поерзал на сиденье: — Когда-нибудь ты станешь лучшим паханом, который у нас когда-либо был, сэр. И я буду гордо стоять рядом с тобой. Мы все будем.
От веры братьев в меня перехватило дыхание, и я разделял их гордость.
Почувствовав на руках стальные кастеты и винтовку на коленях, я, наконец, понял. Я знал, что это была та жизнь, для которой я был создан. Бои, насилие, годы убийств в ГУЛАГе и мои братья воры в законе.
Я был гребаным князем братвы Волкова.
И сегодня вечером я не подведу.
Я не подведу, пока ношу имя пахана в своем сердце. Я не остановлюсь, пока не сделаю нас самой сильной, самой страшной мафией во всем Нью-Йорке.
Я глубоко вздохнул.
Наконец-то я нашел свое место.
Глава 20
Заал
Темнота.
Снова в темноте.
Я ненавидел эту чертову тьму.
Цепи туго и тяжело обвивали мои запястья и лодыжки. И в камере было очень холодно.
Я не знал, как долго я нахожусь здесь, в этом аду, но этого достаточно, чтобы пропустить солнце. Этого достаточно, чтобы пропустить свет.
Мой желудок скрутило от боли. Мне пришлось закрыть глаза и дышать носом, когда я думал о том, чего мне не хватает больше всего.
Талия. Моей Талии.
Гнев наполнил мою грудь, когда я вспоминал о ней, висящей на цепях, окровавленной и избитой. И Джахуа, держащий нож у ее горла.
Она была такой сильной. Умоляла глазами не отдавать мою жизнь взамен ее. Но это было невозможно. Мое сердце… мое сердце никогда не выживет, если я потеряю ее.
Лишь для нее оно было полным. Я приму наркотики, лишь бы защитить ее.
Талия будет в безопасности.
Звук охранника, входящего в камеру, пронзил темноту. Шаги приблизились ко мне.
Внезапно вспыхнул яркий свет. Я отшатнулся от белой вспышки.
— Поднимайся, — прошипел охранник на моем родном грузинском языке. — Хозяин хочет тебя видеть.
— Он мне не хозяин, — прорычал я. Охранник отступил, когда я поднялся на ноги и подошел к двери. Я видел страх на его лице.
Он был слаб.
Я протянул руки, но охранник не двинулся с места.
— Я не сдвинусь с места, — сказал я. — Делай то, зачем пришел.
Охранник попятился. В его трясущихся руках звякнули ключи. Ярость овладела мной, и, ударив рукой по металлическим прутьям, я взревел:
— Сделай это!
Охранник подпрыгнул, но отпер дверь. Я протянул руки. Схватившись за цепь, он повел меня по сырому коридору в темную комнату в конце. Мою кожу покалывало, когда воспоминания нахлынули на меня. Иглы, боль, крики… Анри… Анри…
Охранник потянул за цепь. Он распахнул дверь в комнату. Внезапно все стало знакомым: узкая кровать, ремни, которыми меня привязывали, единственная лампочка, свисающая с потолка, и запах. Запах химикатов, наркотика. Наркотика, который они вливали в мои вены, наркотика, который заставлял меня забыть обо всем.
Я не хотел забывать.
Я не хотел забывать длинные золотистые волосы, карие глаза и ту улыбку. Улыбку Талии.