— Войцек. — шмыгнув носом, ответил подросток.
— Ты не знаешь, что случилось с остальными, Войиек?
Тот пожал плечами:
— После того как нас захватили, всех пленных собрали в кают-компании: меня, маму, сестру…
— А отец?
— Отец пошел защищать вместе со всеми. — На глазах у парня навернулись слезы.
— Понятно, прости.
— Ничего, потом пришел этот, их самый главный, здоровый такой. И показал лалыдем на нескольких девушек, и их увели. Они очень плакали.
Рил сжал кулаки.
— Что после?
— Нас разделили на группы и перевезли на корабль пиратов. Меня заперли в камере вместе с вами. — У парня опять появились слезы. — Маму и сестру я больше не видел.
Рипу было очень жаль паренька, но он ничего не мог сделать, он только пододвинулся поближе и обнял Войцека за вздрагивающие плечи. Мальчик доверчиво уткнулся ему в грудь и залился слезами.
— Я отомщу, — о причитал он, — я обязательно вырасту и отомщу! Всем! Всем им! Гады!
Полет продолжался, кормили хорошо — четыре раза в день, это и понятно, рабы на рынке должны выглядеть как следует.
Винклер с Войцеком за это время успели сдружиться. Парень видел в Рипе кого-то вроде старшего брата. Целыми днями в камере делать было нечего и поэтому они разговаривали. Юноша рассказывал Рипу про свою не такую уж и долгую жизнь. Он был родом с далекой окраинной планеты, парень мечтал стать космонавтом…
Рип слушал и узнавал в этом курносом, с россыпью рыжих веснушек на широком лице пареньке себя самого десять лет назад. Почти такие же мысли были и у него в голове. Он тоже мечтал стать космическим капитаном, а стал…
Что у него, что у Войцека, что-то или кто-то разрушил все мечты. Но почему, до каких пор это может продолжаться! Кто виноват…
Вот и сейчас их везли, и они знали это, в одно из далеких королевств, чтобы продать на рынке, как какой-то товар, как вещь. Кто мог подумать рабство и рынки рабов среди звезд.
Человечество, да и не только человечество, выйдя в космос, вынесло, притащило с собой все блага «цивилизации»: деньги, алчность, зависть, торговлю людьми. Такого просто не должно было быть, но это было. Рип иногда думал, а что же прогомианцы, как обстояло дело у них, этой мифической исчезнувшей расы. И не потому ли она исчезла, что ее представители были слишком похожи на людей.
Самый большой и самый богатый невольничий рынок находился на планете под названием Каффа.
Именно сюда, на этот окраинный мир, стекались банды охотников космоса, нафуженные страшной добычей — живым товаром. И именно сюда со многих планет прилетали покупатели этого товара.
Империя знала о Каффе. Но планета не подходила под ее юрисдикцию, да и кто в своем уме сунется в эти окраинные или как их еще называли варварские миры.
Здесь мотыга соседствует с флайером, космические полеты — с повозками на лошадях, дворцы — с землянками, крытыми соломой.
Одни наживали состояние, другие проматывали его. Процветали притоны, игорный бизнес, проституция. Последняя начиналась с уличных «жриц любви» самых невообразимых размеров, окрасок, количества конечностей и половых органов и заканчивалась роскошными восьми-звездочными публичными домами, то бишь отелями, где предоставлялись эти самые развлечения, но уже за непомерно высокую цену для снобов.
А наркотики. Как, например, помет малийского Он-ниба, который гнездится высоко в горах, или толченая шкура Умры — страшно ядовитое и быстрое животное, промысел которого сопряжен с невероятным риском для жизни охотника.
Поговаривали, что даже некоторые высокопоставленные лица Империи не раз и не два заглядывали в эти места, а о простых людях и говорить нечего. У кого заводились деньжата, тот на свой страх и риск отправлялся сюда — понюхать воздух вольной жизни. Многие, перенюхав, не возвращались.
Каффа. Они прилетели на планету поздно вечером.
После ночевки на корабле, на следующий день ни свет ни заря всех пленников повели в душ. Затем над каждым поколдовали парикмахер и косметолог, пытаясь придать товару как можно лучший покупательский вид.
Последним пунктом программы всех погрузили в один автобус, не забыв отделить девственниц от прочей массы.
Бедные девушки, с завязанными руками, кидали по сторонам затравленные взгляды.
Руки им связывали специально и еще с начала путешествия, дабы обезумевшие от горя рабыни не могли нанести себе непоправимый вред и тем самым испортить товар.
Рынок работал с утра до вечера и семь дней в неделю. Он представлял собой огромное крытое здание, внутри которого стояла невообразимая и непонятная для непривычного либо непосвященного, как на всех базарах, а уж тем более на невольничьих, атмосфера.
Люди и не люди торговались, разговаривали, хохотали, толпились; сновали карманники; чинно выхаживали бородатые купцы в сопровождении телохранителей; мелкими шажками передвигались дамы, некоторые из них, не стремясь быть узнанными, закутывали свое тело с ног до головы в одежды, оставив открытыми лишь глаза.
И над всем этим гомон, крик, неповторимый шум базара.
— Эй, любезный, сколько ты хочешь за этого Мардока?
— Покажи зубы, собака.
— Всего-навсего тысячу динариев, о щедрейший господин.
— Да он же никуда не годен…
— Что-о-о, тысячу динариев за эту дохлятину, не смеши людей, да он и сотни не стоит!
— Он совсем старый…
— Для такого важного человека, я отдам этого богатыря за восемьсот.
— Он слишком молодой…
— Двести, но боюсь, как бы он не свалился по дороге домой.
— Это силач…
— Он, может, не очень на вид, но заверяю вас, этот раб силен как бык и очень любит работать. Семьсот.
— Да у меня рука толще, чем у него туловище…
— Триста и это последняя цена, и то за такие деньги я смогу купить двух Нимков, а это, по-моему, намного выгоднее.
— Ой, какой хорошенький!
— Пятьсот, себе в убыток, только из уважения к столь великому господину.
— Пап, ну купи, ну, пожалуйста…
Наибольшее оживление было у павильона с представительницами прекрасногопола.
— Сколько просишь за эту уродину?
— Пять тысяч, господин.
— Повернись красавица…
— У нее слишком маленькая грудь…
— Что! Всего пять грудей…
— Уж больно мала.
— Слишком велика.
— Она неистова…
— А нет такой же, но черненькой…
— …двести восемьдесят две различные позы…
— А три ноги придают особенный шарм…
— Эй, кто поставил здесь эту бабушку?!
Рипа и остальных пленников, раздетых донага, развели по различным отделам рынка. Мальчики в одну сторону — для пожилых дам, господ и как работники по дому; юноши и мужчины — в другую, женщины — в третью, девочки — в четвертую, девственницы — в пятую. Каждый отдел, в свою очередь, делился еще на сектора: гуманоиды и негуманоиды, бесполые — в отдельный вольер для них, и наконец, самое ценное, то, что самое редкое, — девственницы в возрасте, чем старше, тем дороже, особого рода любители выкладывали за подобные диковинки огромные деньги. Они стоили даже больше, чем различные уродцы, хотя и те шли по довольно высокой расценке.
Рил очутился в вольере с мужчинами. Каждому отдельное место. Они возвышались над толпой, чтобы можно было как следует рассмотреть товар, а если надо, подойти и пощупать. Клиент имеет право знать, за что платит деньги.
Грязный Гарри проталкивался сквозь толпу. Настроение у капитана было препаршивое. Прошедшие полгода Гарри сильно не везло, они не ограбили ни одного транспортника, да еще и ко всему в последнем рейде нарвались на имперский патруль. Еле удалось унести ноги.
Команда начинала роптать, корабль то на ремонт, то на горючее съедал все больше средств, оставшихся после смерти брата.
Верные помощники передавали Гарри, что люди уже подумывают о смене капитана, мол, когда у руля стоял его брат, они и горя не знали, а сейчас того и гляди зубы на полку положат. Глупые неблагодарные свиньи! Разве он виноват в случившемся. И как он опростоволосился с этим Джоном. Не зря, ох не зря он не понравился Гарри еще с первой встречи. Говорил же тогда брату, но тот упертый был… был…